– Наш отец был из Уэльса. А я родилась в Литтлтон-Коттерелле, – с гордостью заявила повариха.
– Признаю свою ошибку.
На ланч-обед-ужин-чай нас собралось семь человек. Я ожидала увидеть всех в мрачном, а может быть, даже в похоронном настроении, но присутствие двух музыкантов сделало атмосферу за столом более жизнерадостной. Продемонстрировав тонкость души, которой я от них вовсе не ожидала, Барти и Скинз вызвали наших гостей на разговор об их старом друге. И, практически наперекор своему настроению, кинематографисты, вместо того чтобы проливать слезы по поводу ухода своего дорогого коллеги, заговорили о совместных приключениях, шутках и триумфальных выступлениях на сцене. Комната наполнилась смехом. Никто даже не упомянул о «валлийском кролике».
Когда атмосфера в комнате окончательно оттаяла, Барти Данн включил свое легендарное очарование и направил его луч на Юфимию Селвуд. Та буквально купалась в его теплом игриво-восхищенном взгляде.
Неожиданно контрабасист заметил, что все сидящие вокруг него замолчали и теперь слушают только его.
– Только не останавливайся, Барти, приятель, – Скинз подпер подбородок рукой. – Продолжай. А мы все будем ждать твоих откровений. Хотим получить наглядный урок, как профессионалы ухаживают за женщинами.
По выражению на лице Барти можно было предположить, что в другом месте его приятель получил бы удар под ребра вместо наглядного урока по запудриванию мозгов, но когда и леди Хардкасл, и Зельда скопировали позу Скинза и восторженно уставились на него, он рассмеялся и поднял руки, показав, что сдается.
– За попытку денег не берут, – сказал он.
Юфимия покраснела и проглотила ложку супа, но при этом она тоже улыбалась.
Несмотря на все эти подколки, Барти явно не собирался прекращать свою беседу с девушкой.
– Однако мне кажется, – продолжил он, – перед камерой играть гораздо сложнее. Мне, например, обязательно нужна аудитория.
– К этому привыкаешь, – ответила актриса. – Будучи совсем маленькой, я иногда выступала в мюзик-холлах со своей мамой, а уже позже сыграла в нескольких театральных пьесах. Так что я немного представляю себе, какой реакции надо ожидать от зрителей. Надо просто играть как можно естественнее, но при этом вообразить, что выступаешь перед аудиторией.
– Мы тоже пытались сделать нечто подобное, – сказал музыкант и повернулся к Скинзу. – Помнишь, как мы записывали пластинку с Роландом Ричманом?
– Это был кошмар, – рассмеялся барабанщик. – В помещении было больше техников в комбинезонах и с гаечными ключами в руках, чем музыкантов. А мы могли сделать только один дубль. Так что все утро мы репетировали эту чертову вещь. К тому моменту, когда включили оборудование, все превратилось в какую-то ерунду, безжизненную и лишенную всякого задора.
Барти согласно кивнул.
– Послушайте, – сказал Скинз, – вы ведь, кажется, сказали, что ваша мамаша выступала в мюзик-холле?
– Правильно.
– Ее звали Милли Селвуд, – вставила я.
– Милли… Не может быть! Мы с ней работали. Несколько лет назад мы провели пару месяцев в оркестровой яме в «Альгамбре». Ты помнишь, Барти? Это был классный балаган. Даже тем, кто сидел в яме, выдавали отличную одежду. А ваша матушка, она была просто великолепна. Пела как ангел. А за кулисами ругалась как портовый грузчик. Такое не забудешь…
– Да, это моя мамочка, – гордо согласилась Юфимия. – Ее боялись даже работники сцены.
– Так она продолжает выступать? – поинтересовался Скинз.
– Не так часто, как раньше, но формы не теряет.
– Но вы решили не идти по ее стопам?
– Она этого хотела, – пояснила актриса. – И папа тоже – он ее менеджер; но я унаследовала от нее внешний вид, а от него – музыкальный слух. То есть ему, храни его Боже, медведь на ухо наступил. Не может спеть ни одной ноты. Так что мне пришлось заняться актерством.
– С развитием кино мюзик-холлы будут терять аудиторию, – заметил мистер Читэм.
– «Кино»? – переспросила леди Хардкасл. – Ах да, понимаю. Какое очаровательное название… Мы все ломаем себе язык о «кинематограф», «синематограф», «живые картины», «живые картинки» и Бог знает что еще. А «кино» – это то, что надо. Надеюсь, что это слово приживется.
Мистер Читэм улыбнулся и поблагодарил ее наклоном головы. Я готова была поспорить на крупную сумму, что слово выдумал вовсе не он, но мне показалось, что спорить с ним по этому поводу будет не совсем учтиво.
Когда с супом и «валлийским кроликом» было покончено, Эдна и Дора убрали со стола и принесли чай и торт вместо пудинга. Дора, как всегда, молчала и только коротко кивнула в ответ на благодарность кинематографистов. Она намеренно проигнорировала Барти Данна, и он ответил ей тем же. Но я заметила, когда она принесла главное блюдо, как в ее глазах мелькнуло удивление от узнавания, и поняла, что девушка просто выпендривается.
С чаем и тортом покончили довольно быстро, беседа постепенно сошла на нет, и наши друзья из мира кино извинились и удалились в свой штаб в малой гостиной, чтобы окончательно обговорить планы на вечер. После того как они ушли, леди Хардкасл обратилась к музыкантам.