Рядовой нижегородский зритель требовал от театра легкого зрелища и не хотел участвовать в решении сложных бытовых и психологических проблем. Необходимым придатком к каждой серьезной пьесе был водевиль с музыкой, пением и танцами. Впечатление от водевиля вытесняло впечатление от главной пьесы. Куплеты водевиля запоминались и распевались потом горожанами в семейном кругу. «Голь на выдумки хитра», «Простушка и воспитанная», «Женское любопытство», «Несчастье особого рода», «Слабая струна», «В погоне за Прекрасной Еленой», «Гамлет Сидорович и Офелия Кузьминишна» — вот что приводило в восторг многих нижегородцев в конце 90-х годов.
Антракты заполнялись игрой струнно-духового оркестра под управлением бессменного в течение десятилетий капельмейстера Руббаха. Театральный сезон начинался обычно в сентябре и заканчивался в конце февраля или в начале марта, после чего начинались гастроли заезжих трупп и отдельных «именитых» артистов.
В сезоне 1896-97 года город посетили известные братья Адельгейм, блеснули исполнением Отелло и Гамлета. Собольщиков-Самарин, закончив сезон, задумал гастрольную поездку со всей труппой за границу… в Черногорию. Репертуар подготовили русский — национальный: «Минин и Пожарский», «Каширская старина», «Царь Дмитрий Самозванец», «Смерть Ивана Грозного». Но все-таки уехать не пришлось. В результате телеграфных сношений с черногорской столицей Цетинье выяснилось, что тамошний театр слишком мал для столь грандиозных постановок.
Помимо театра, модным развлечением для горожан был только что появившийся в России «электрический синематограф». Он устроен был содержателем местного «Мюр и Мерилиза» г-ном Зулем в доме Полубояринова на Покровке, рядом с Мытным двором.
Эта новинка вызвала у зрителей двухчасовое дрожание глазных век. Но горожане явились и на следующий день для повторного просмотра: «Проходящего поезда», «Улицы в Париже», «Сцены в саду» и «Малороссийской пляски».
Через месяц-полтора после святок нижегородцы справляли «широкую масленицу». Времяпровождение горожан заполнялось едой и катанием на лошадях. Героями нескольких дней были: горячий жирный блин, зернистая и паюсная икра, зеленый сыр, протертая с луком селедка, снетки, двинская лососина, амурская семга. (Разумеется, речь идет о людях с достатком.) В масленичном угаре обыватель если не впадал в полное бесчувствие, то испытывал острое умопомрачение. С утра начиналось блиноедение с возлиянием, а потом традиционное катание по Большой Печерке.
Непрерывной вереницей тянулись шныровские и кузнецовские наемные тройки, купеческие дышловые пары. Иногда виднелись мелкобуржуазные пошевни и совсем пролетарские розвальни, битком набитые настроенным по-праздничному мастеровым людом. Головы лошадей, дуги, сбруя украшены бумажными цветами, лентами. Во многих санях пилили на гармониках.
В Кунавине такое же гулянье происходило на неделю позже и носило кличку «козьей масленицы».
Название это произошло, по преданию, от следующего события. Когда-то, в старое время, глубокой ночью, случился пожар. Загорелись в глубине двора чьи-то службы. Пламя напугало мирную козу, дремавшую в хлеву. Коза вырвалась из хлева и в панике понеслась по улицам Кунавина. По дороге обезумевшее животное натолкнулось на пожарный столб с колоколом и, запутавшись рогами в веревке, подняло набат.
Кунавино было спасено, и благодарные кунавинцы ежегодно во время своего масленичного гулянья начали возить в санях сделанное из соломы чучело козы, разукрашенное цветными лоскутками.
Глава двадцать седьмая
Периодические крестьянские базары — с незапамятных времен характернейшая особенность всех русских городов. В годы первых десятилетий XIX века Нижний имел два базарных места: летнее — на Благовещенской площади и зимнее — на льду Оки против Стрелки. В этом последнем месте с ноября по март устраивался временный торговый городок. Ряды бревенчатых амбаров, досчатых ларей и лубочных шалашей заполняли собой всё пространство между обоими берегами реки.
Рогожные заборчики предохраняли строения от буранов и вьюг, а многочисленные проруби позволяли приезжим поить лошадей.
Постоянное громадное скопление людей и возов на льду однажды привело к катастрофе.
6 января 1867 года, в день «крещенья», около двух часов дня, раздался зловещий треск. Сотни человеческих фигур очутились в ледяной воде, из которой удалось выкарабкаться далеко не всем… С тех пор пришлые крестьяне торговали зимой и летом исключительно на Благовещенской площади между собором и церковью Алексея Митрополита.
В семидесятых годах городская дума постановила на площади разбить сквер, а базары из этой центральной части города перенести ближе к окраинам.