Первая из картин Брюллова, отосланная в Петербург, называлась «Итальянское утро» (1823, Кунстхалле, Киль). Долго добиралась она до России. Те, кто ругает теперешнюю почту, представить себе не могут, с каким нетерпением ждали в Обществе эту посылку, доставленную лишь через два года. Не было, как пояснялось, прямых кораблей, ждали оказии. Но картина оказалась прелестной, не зря ждали, не зря Брюллова отправили в Италию! Совсем ещё юная итальяночка (за два года натурщица, разумеется, изменилась, а картине хоть бы хны) подставила ладони под тонкую струйку фонтана. Обнажённая грудь, розовое ушко, свет солнца, ласкающий гладкую смуглую спину… От холста так и веяло наслаждением, всей этой итальянской дольчевитой!
Картину приобретает для своей коллекции государь император и, пожаловав художника бриллиантовым перстнем, настоятельно просит написать работу того же стиля, в тандем. Ну, например, было утро, а потом пришёл полдень. Сие станет доподлинным украшением интерьеров!
Брюллов исполнит высочайший заказ – спустя некоторое время появится «Итальянский полдень» (1827, Русский музей). Другая итальяночка, но тоже свежая, только-только созревшая, прямо как виноград, который она собирает, принесла Брюллову ещё один бриллиантовый перстень, но вот Обществом поощрения художников была заклеймена как работа «не изящная и не соответствующая классическим идеалам красоты». Может, всё дело в том, что между двумя картинами пролегли наводнение и Сенатская площадь? В Петербурге – смута, восстание, арест и ссылки давних друзей. Александр Бестужев-Марлинский сослан в Якутск, а после переведён на Кавказ простым солдатом. Из дома сообщают о кончине младшего брата Павла. На всё воля божия, вздыхает в Риме Карл Брюллов. Героиня «Итальянского полдня» тянется за виноградной гроздью, глядя на неё с таким аппетитом, что зритель отводит глаза в смущении.
Недовольство заказчиков Брюллов счёл поводом разорвать отношения с Обществом, поучения которого ему порядком надоели. Он и сам теперь в состоянии о себе позаботиться: пишет портреты местной знати и проезжих русских дворян. Мог бы зарабатывать и вовсе хорошие деньги, но ему не хватает трудолюбия, усердия. Такое чувство, что эти качества целиком перешли брату, подобно тому как песок в часах перетекает из верхней чаши в нижнюю. Александр всё делает правильно – составляет отчёты, высылает обещанные работы. Он надёжен, как немецкий механизм. Карл же скроен чисто по-русски: зависит от порыва, настроения. И от того, есть ли рядом хорошенькая женщина, неважно, благородных кровей или нет. Ради симпатичной субретки он отвергает аристократок, которые готовы платить ему за портреты и терпеливо позировать.
Командировка в Италию затягивается, а Брюллов всё не оставляет помышлений о создании поистине великолепного полотна на сюжет из отечественной истории. Общество шлёт ему рекомендации сосредоточиться на копировании рафаэлевых мадонн; что же до собственных работ, то отчего бы не изобразить святого Александра Невского и праведную Елизавету – небесных покровителей царствующих государя и государыни? Советуют представить здесь же царскую корону или же вид императорского дворца. Брюллов отговаривается – не то, не об этом он мыслит! То князь Олег с дружиною стоит у врат Царьграда, то Минин с Пожарским говорят с народом – вот этакие сюжеты приходят к нему в фантазиях: грандиозные, многофигурные, сложные.
В Риме то и дело появляются русские путешественники. Одни навещают Брюллова как местную примечательность, другие знакомятся с ним по чистой случайности, как полковник Александр Львов. Вроде бы Львов оказал Карлу некую любезность, выручил его из не особливо приятной ситуации – и взамен обрёл в нем друга. Карл пишет со Львова выразительный портрет, полный симпатии и восхищения, – это первый итальянский портрет (1824, Третьяковская галерея, Москва), с которого отсчитывается слава Брюллова-портретиста. Львов заказывает своему другу картину «Эрминия у пастухов» (1824, Третьяковская галерея) на сюжет тогдашнего бестселлера Торквато Тассо и приглашает его совершить вместе поездку в Неаполь с непременным посещением Помпеи, той самой, откуда привезён был приснопамятный кусок лавы. Картину Брюллов исполнит, а вот от поездки уклонится, привычно выставив вместо себя кандидатуру брата Александра. Ему самому в Помпею вроде бы ехать ни к чему – не сыскать там сюжета из истории!
Россия присягает новому императору, Николаю I, а в Риме Брюллов, вспоминая петербургские привычки, играет на домашнем театре у князя Гагарина, пишет портреты князя, его жены и детей. Александр, идеальный брат, посетивший Помпею, прилежно работавший там и сям, сделавший портреты неаполитанской королевской семьи в акварели, просит у Общества поощрения художников направить его в Лондон для обучения искусству литографии. Карлу хорошо и в Риме, город начинает ему