Картины эксгибициониста

Вот она — необычная группа с пластинкой, обещающей стать хитом. Клавесин, дрожащий голос, экстравагантные мелодии, церковные вставки и всё остальное. И каким–то образом, всё остается удивительно не претенциозным.

6. Хендрикс возглавляет список

Очередь желающих попасть внутрь растянулась от дверей клуба «Марки» вдоль по Уордор стрит до самой Шафтсбери авеню, длинная извилистая цепочка в целую четверть мили. На счастье английская погода не возражала против массового скопления людей, одарив нас одним из редких тёплых летних вечеров. Если бы зарядил дождь, разразилась гроза или пошел снег, это не имело никакого значения для людей из очереди, несмотря на то, что клуб мог едва вместить восемьсот человек. Понятно, что не всех пустят внутрь. Самый ожидаемый концерт Лондона никто не хотел пропустить: все, кто хоть немного интересовался происходящим в лондонских клубах, недоверчиво отнеслись к объявленному списку музыкантов, готовящихся выступить в «Марки». Неужели состав групп окажется обычной мистификацией?

Таксист вёз незнакомого пассажира вдоль очереди по дороге к служебному входу клуба.

— И чего это они здесь толпятся?

— Сегодня играет Джими, и я тоже.

— А ты кто такой?

— Ээээ, The Nice.

— Какой nice?

— Просто… THE NICE.

Я всё ещё сожалел о том, что согласился на название.

Когда я расплачивался с таксистом, он произнёс: «Странно. Не понимаю, куда катится это поколение со своими попонами, цветами и колокольчиками. Иногда я думаю, что я вожу колхозный двор».

Зайдя внутрь я обнаружил, что наше оборудование установлено так, что его легко можно убрать во время перерыва. В то же время Маршаллы Хендрикса высились небоскрёбами на сцене. У него уже было два хита, “Hey Joe” и “Purple Haze”, неудивительно, что пол–Лондона хотело попасть туда.

Убедившись, что всё работает как надо, я проскользнул через служебный выход и присоединился к своим товарищам, устроившимся в уютном заведении под названием «La Chasse». Оно располагалось в нескольких ярдах от «Марки», и туда нередко заходили представители музыкальной элиты: несколько лестничных пролётов, и ты можешь увидеть сквозь стенки пустого бокала всю музыкальную общественность Лондона.

— Народу там — тьма, — заметил Джек Барри, владелец «La Chasse». — Вам лучше вернуться часов в пять, если хотите выйти на сцену.

Работая локтями, с трудом протиснувшись сквозь толпу, мы наконец зашли в клуб, который превратился в парилку. На стенах образовалась влага, стекавшая подобно водопаду, а разгоряченная публика рвалась к сцене. Требовалась тактика коммандос, чтобы добраться до гримёрки, располагавшейся прямо у сцены. Столько народу: я не был уверен, что наши усилители потянут. И вот мы вышли на маленькую сцену, чтобы отыграть блестящий сет перед ревущей толпой.

Мы закончили и ввалились в гримёрку. И вот он во всем великолепии: в сумасшедшем прикиде — убойной комбинации рыцаря и мушкетёра. Он источал настолько сладкую ауру, словно мёд вытекал из вафли. Он сказал, что ему понравилось наше шоу, и пригласил нас присоединиться к предстоящему туру по Англии. Никто никому не смотрел в глаза, его предложение мы восприняли с сомнением, а он отправился довершить дело, начатое The Nice. Я уже покинул клуб, когда Хендрикс вышел на сцену и разжёг дьявольскую печь до адской температуры. Это произошло 24 октября 1967 года.

Следующий отрывок позаимствован из книги Джона МакДермотта «Джими Хендрикс: сессии», издательство Little, Brown and Company: