Хендрикс привез с собой из Монтерея сто тысяч таблеток с ЛСД. Их ему дал Огастэс Аусли Стэнли Третий, изобретатель ЛСД. Они тогда ещё не были незаконными, и Хендрикс провёз их через британскую таможню без всяких проблем. Из лагеря Хендриса все, кроме Митча Митчелла, в том туре пребывали в одном большом трипе.
Я близко познакомился с Митчем Митчеллом, которым восторгался ещё со времён Джорджи Фэйма и его Blue Flames, а также с Ноэлом Реддингом. Митч без конца нянчился со своей ударной установкой, Ноэл всегда нянчился с самыми сладкими нимфетками. Но этим занятием были увлечены все, особенно один конкретный участник The Move. Он сильно рисковал, пихая «Эвер реди» в почтовый ящик, чтобы получить минет от групи прямо за углом концертного зала. Он думал, что имеет дело с девушкой.
Огромное разнообразие музыкальных стилей нашего роудшоу подразумевало разнообразный приём. Подростки вопили при виде Карла Уэйна из The Move. Интеллектуалы неуклюже тащились от Pink Floyd и The Nice. Те, что посередине, в изумлении смотрели на Джими.
«Вам нравится моя прическа?» — спрашивал он и, не дожидаясь ответа, выплёскивал в лицо шквал звуков безумного вступления “Wild Thing” The Troggs. Хотя, это мог быть и последний хит битлов. Митч с Ноэлом были похожи на привязанных веревкой к машине дрег–рейсера. Ли же всем своим видом показывал, как ему приятно получать удары хлыстом, пока случайно не навалился на меня с бас–гитарой, получив по спине ощутимый удар, оставивший глубокий рубец.
Настало время менять действо.
Вспоминая Дона Шинна с отверткой на сцене «Марки», мне пришла в голову идея, что тот же результат можно достичь более драматическим способом, используя турецкий кинжал, купленный в античной лавке на Портобелло роуд. Лемми, страстный коллекционер атрибутов Второй мировой войны, обладал большой коллекцией немецких военных ножей и подарил мне два кинжала из арсенала Гитлерюгендовцев, приговаривая: «Выбивает всё дерьмо из английских бойскаутов. Если хочешь использовать ножи, бери серьёзные».
Я немного попрактиковался, кидая их в мишень для игры в дартс, но в основном попадал рукояткой. Однако я не стал унывать и решил использовать кинжалы на концерте, втыкая их в клавиатуру, приблизительно на пятую часть, одновременно включая и выключая орган. Общий эффект был вполне драматичным: создавалось впечатление, что орган издает стоны в предсмертной агонии. Заканчивая атаку, я запрыгнул на крышку, и обнаружил, что верхом на органе можно скакать по всей сцене. Система реверберации просто взрывалась. Сцена маленькая, возможность метать ножи аккуратно не было, но я продолжал кидать, не обращая внимание, попали ли они в усилители, как и задумывалось. Я доиграл до конца, и в момент кульминации шоу бросил орган на пол, оставив сцену в живописных руинах.
В гримёрной мне предъявил разъяренный барабанщик, показывая огромную царапину на лбу. «Ты кем себя возомнил, твою мать, Эрролом Флинном?»
На следующем концерте Блинки окружил себя разного размера гонгами. Можно было подумать, что перед нами сидит продавец кухонной утвари, но этими «кастрюлями» он защищался от повторения вчерашнего шоу.
Место. Не помню. Лицо. Вряд ли. В середине выступления нож поднят высоко над головой и готов отправиться в полёт по неровной траектории в направлении акустической системы. А между колонками — знакомое лицо, частично спрятанное за странным оборудованием, кинокамерой Super 8. Предупреждающий взгляд Блинки, вихрь танца Ли, голова Дэйва, втянутая в плечи. Я держал кинжал, пока указательный палец оператора, с поддержкой похотливого язычка, довёл ситуацию до точки кипения и спровоцировал меня совершить злодейский акт. Джими вне всякого сомнения верил в мои метательные способности больше, чем наш барабанщик. Будь он настолько глуп, чтобы превратиться в человеческую мишень на том конце любительского циркового номера, я бы не хотел оказаться тем, кто увековечит его в истории раньше времени. К счастью, это был удачный день. Нож попал в «дом», воткнувшись в динамик усилителя.
Другой зал неделю спустя. Прогуливаясь за кулисами, я услышал: «Тссс, он идет». В комнате собралась толпа и мне стало любопытно, что там происходит. У Хендрикса была камера Super 8, и он демонстрировал отснятый материал на экран, установленный в его грим уборной. Он прокручивал взад и вперёд кадры разрушения органа, что создавало впечатление кузнечика–маньяка, бесконечно скачущего по раскаленным углям, прыгая над «шкафом» туда и обратно.
Когда возникала возможность отстроиться перед концертом, обычно это было бесплатно–для–всех. Иногда мы джемовали, но я не думал, что Джими это было интересно.