Картины эксгибициониста

Ронни Вуд возможно одним из первых направился в туалет, чему способствовала мексиканская кухня в её жидкой форме. Вопрос, каким концом пристроиться к фарфору, вызвал некоторое смятение. Непроизвольно, у него получилось стать очень качественным распылителем навоза: огромные массы испражнений разлетались во все стороны, прилипая не только к фарфоровым поверхностям. Возможно, в этом усматривался художественный замысел, но новая отделка туалета не произвела впечатление на руководство ресторана, и нас выставили из заведения. Наверное, нам следовало принять их помощь. Но в тот момент, когда наша толпа выползла наружу, а ночной свежий воздух ударил в лицо, стало очевидно, что никто твёрдо на ногах стоять не может. Я начал голосовать уличным фонарям, принимая их за такси.

Три раза я голосовал, как оказалось, одному фонарю. Наконец, таксист быстро довез нас домой, из страха, что я наблюю ему прямо в машине. Я с трудом дождался момента, когда рухнул на колени перед богами фарфора — Toto, American Standard и Armitage Shanks[38] — чтобы предложить им содержимое желудка в поисках раскаяния и прощения, и клятвенных заверениях никогда–никогда больше не прикасаться к жидкости с червем в бутылке. Несмотря на то, что я не отказался от потакания своим слабостям, после того эпизода я больше ни разу не смог притронуться ни к мексиканской кухне, ни к текиле.

Блинки затребовал, чтобы подставку для гонгов отвезли в его квартиру. Странная просьба, подумал Баз, особенно перед третьим американским туром. Это была большая трубчатая штуковина, и без гонгов вряд ли стоила специальной доставки поздно ночью. Утром подставка была аккуратно собрана и вместе с остальным оборудованием отправлена в Америку.

По прибытия в Нью–Йорк, Блинки затребовал подставку к себе в номер. Это усилило подозрения База. Он просто взбесился, когда Блинки вытащил из неё два кирпичика гашиша.

На этот раз без оркестра The Nice очутились в той среде, откуда вышли. Мы снова предстали трио и выдали джем на тему «Country Pie» Боба Дилана, вплетая в аранжировку другую часть бранденбургского концерта Баха. Мы записали её и другие вещи на концерте в Филлмор Ист, а затем отправились в Детройт.

Печеньки? Шоколадные пирожные? Ну, нам с Ли они очень понравились.

— Йо, чуваки! Чё думаете насчет шоколадных пирожных мисс Мэри по специальному рецепту?

Подозрения подтвердились, когда голова отправилась в путешествие по другим местам. Последние вменяемые клетки мозга пытались предупредить меня, что вечером концерт. Ли принялся уминать новое.

На сцену мы ввалились в состоянии кататонического возбуждения, секретный ингредиент мисс Мэри лучше бы испарился сию секунду. А нам придется пару дней торчать, плюс ещё дня два восстанавливаться. А что это за странный предмет передо мной, с черно–белыми зубами? Что с ним нужно делать, окунать руки в него?

«О да, вот оно как оказывается работает». Мы сыграли один номер дважды, потому что к тому времени, когда закончили номер в первый раз, позабыли, что только что его сыграли. А может он нам так понравился, что мы решили исполнить его снова. В любом случае, нас это не волновало — мы играли, играли, продолжали играть для всех. Абсолютно обдолбанные!

Извините за наше состояние. Мы обожрались пирожными, — тупо извинился я такой же укушанной толпе. Я уже собирался по новой объявить тот же номер, но меня прервал Ли, запутавшись в плаще.

— Ура!

Они курили, мы ели. Один ингредиент, разные рецепты! Что ж, вместе паранойю переживать легче.

Трения начались внутри группы в связи с наркотиками, иногда из–за творческих разногласий. Очевидно, эпизоды с оркестром отдалили нас, а теперь Блинки встретил Марию, что в свою очередь отдалило его от нас с Ли. Парочка держалась вместе как две магнитные мины. Они перешептывались друг с другом, зачастую истерично смеялись над ничем конкретным. Исчезали они так же быстро, как обломки корабля, появляясь на следующее утро на совсем другом берегу. «Синдром Дэйви» повторялся снова. Группа играла на очень профессиональном уровне, реально качала. Я всегда поражался, как Блинки умудрялся держать ритм, будучи под кайфом. Портиться начала его личность.

Тогда я только позволял себе бокал Asti Spumanti во время шоу; выйти из–под контроля не было никакого желания.

В рамках малого состава и развивающихся тенденций, важность хорошего сочинителя песен становилась все более явственной, если мы собирались и дальше играть втроём. Мы не могли больше огульно бросаться в сумасшедшие трипы, орать тексты тоже не канало. Мы здорово проводили время, но приближались семидесятые, и я готовился к «декаде контроля». Я чувствовал ограничения в сочинительстве, потому что то, что я писал, требовало человека, который умел петь. Мне же казалось, что у нас такого не было. Я безнадёжно искал вокалиста, который мог стать продолжением моей игры на клавишных. В противном случае, единственным путем мне представлялось все больше и больше уходить в инструментальную музыку, что не очень подходило.