Картофельная яблоня (сборник)

– Разберёмся, – дал под занавес он вечное в этих стенах обещание.

Я понял, разбираться будут, но от служебного рвения не сотрутся.

С настойчивостью дятла я названивал Бомбею. Батя безмолвствовал. Или тоже был развеян по ветру какой-то ненавидящей «Шатунов» силой?

Отодвинув занавеску, отгораживающую Варькину половину комнаты, я сел на кровать. Подушка примята. На ней потрепанный томик: Вениамин Каверин «Открытая книга». Нос щекотнул едва уловимый аромат крапивы. Я сжал кулаки и тихонько заскулил.

Наконец, я оклемался настолько, чтобы с грехом пополам держаться в седле. Взгромоздился на байк, рванул с места. Тут же был вынужден сбросить скорость. Превращать в «акулу» городскую однополоску – это уж слишком. С осторожностью «чайника» дотащился до дома бати.

За дверью буйствовали «Led Zeppelin». Означало это одно – Бомбей на месте. А мобилу не берёт – гневаться изволят. Сволочь! Переупрямить батя мог бы стадо ослов. Характер выдерживал месяцами. А, вероятно, не очень-то в нас нуждался. Его и Бомбеем прозвали, вычленив ключевое слово из популярного некогда выражения «псих-одиночка из Бомбея». Надавив на звонок, я вжался в косяк, чтобы не быть замеченным в глазок.

Батя купился. Приоткрыв дверь, высунул лохматую голову, чтобы обозреть площадку. Я прыгнул и, благодаря эффекту неожиданности, ввалился в негостеприимный дом.

Если батя не летел под грохот «Led Zeppelin» на байке, он пил. Спасало Бомбея одно – на байке он был почти всегда. Судя по мутному взгляду и цвету помятой физиономии, на этот раз пауза затянулась. Всюду валялись бутылки, вскрытые пакеты из-под полуфабрикатов, источали удушливый запах консервные банки до краёв забитые окурками. Словом, глад, хлад и рефлексия.

О пропаже четвёрки батя знал. Известие об исчезновении Паркета и Сестрёнки заставило его шумно выдохнуть и судорожно сглотнуть.

– На колёсах? – коротко осведомился Бомбей. Я кивнул. – Он плеснул водку в свой стакан, залпом выпил и тяжело двинулся на кухню ставить чайник. Зануда.

Я пил чёрный, как гудрон, чай. Рот связало, точно жевал незрелую хурму. Бомбей подошёл к своей «шарманке». Выключил. Я вздохнул с облегчением. Переорать бородатых мужиков из «Led Zeppelin» было непросто.

– Так и знал, что этим кончится, – скрипнул зубами батя. – Предупреждал. Но вы ж умней умных. Потому и зарёкся со щенками дело иметь. Своего головняка хватает, чтобы из-за вас ещё локти кусать. «Акула» та трасса. Понял, да? Думал, простила. А она… стер-р-ва… – Бомбей схватился за бутылку.

– Подожди, – я замотал головой. – С три короба навалил. «Акулы», щенки, в чём прикол-то? Чем мы тебе не угодили?

Батя насупился.

– Лучше б меня взяла, тварь!

Я зло зыркнул на Бомбея.

– Тебе не кажется, что не время сейчас для посыпания пеплом? Засел тут, как бирюк. Водку трескаешь.

– Ты меня не стыди! – Бомбей грохнул кулаком по застеленному выцветшей клеёнкой столу. Потом сник, заговорил глухо, точно выдавливая из себя фразы. – Сам себя круче твоего сгрызу. Я её «акулой» сделал. Давно. Тогда и слова такого не было – байкер. Черти на швейных машинках нас называли. Нарезался раз до тех самых белых лошадей. Перед своими покуражиться захотелось, очков набрать. Трюк такой есть – таран, знаешь, небось. Публике нравится. Прёшь на сближение, на последних метрах сворачиваешь.

– Ну?

– А я не успел. Меня вытащили, а Лёха-Швед… на месте… Тоже ведь щенками были. В грудь потом себя бил – не сяду на байк больше. Не смог.

– Паршиво, конечно, но мы-то причём?

– Притом! Смотреть, как вы на моей «акуле» бьётесь – оно мне надо?! Набрались эти четверо смелых тогда под завязку. Как людей, просил – поворачиваем! Да дуракам пьяным море по колено, упёрлись – поедем брататься и всё. А у меня зуммером в башке – по моей же «акуле» пойдут! Вроде, своими руками я их… Как Шведа…

– Брататься? – С трудом отжал я суть из самобичевания, вызревшего на щедро политом алкоголем чувстве вины.

– А-а, – он отмахнулся. – Дед-то с придурью оказался. Сидел, молчал… Потом забубнил – народ, знаки какие-то… чёрт разберёт.

– Какие знаки?

– Ты образину его видел? – Батя искоса глянул на меня. – На татуировках старик подвинут. Может, на зоне «регалкой» занимался. Там это в почёте. Не знаю. Короче, задумал на халяву осчастливить – «рекламку» сообразить. Чтобы издали видно было, «Шатун» идёт! И наколоть сам обещал. Наши и загорелись. Детство сопливое – родство феньками обозначать. Феньку и чужой нацепит.

– А ты, значит, отказался, – поторопился вернуть я Бомбея в колею повествования.

Батя передёрнулся.

– Я знаю, ради чего на байк сажусь. Мне урковских штемпелей о том на шкуре не надо. И со щенками, для которых общее тавро дороже мозгов, связываться больше не собираюсь. Живите, как знаете. Стадо вы!

– А Варька с Паркетом просто под раздачу попали?

– Считай так, – отрубил Бомбей. – Детский сад ваш пасти не подписывался.

– Понял. – Я встал. Меня трясло. – Отдыхай, нежная душа. Как бы от наших проблем нервические припадки у тебя не приключились. Больше беспокоить не буду.

* * *