Картофельная яблоня (сборник)

Наконец, сквозь «небесные врата» (так велеречивый Максимиан окрестил дыру в потолке) в сумрачное помещение проник первый рассветный луч. В протянувшемся от свода до засыпанного мусором пола столбе света, мерцая, закружились пылинки. Оратор воздел руки и застыл в такой патетической позе минуты на три. Где-то оглушительно звенел комар. Невольно вслед за толпой я поднял глаза и… В зыбком тумане проявился силуэт высокого худого старца. Одет он был во что-то просторное, до пят. Старец простёр руки к толпе, точно хотел сказать – я с вами. По церкви прокатился стон. Кто-то истерично закричал, кто-то заплакал навзрыд. Толпа подалась вперёд.

Старик заговорил. Негромко. Голос его кутал мягкой пеленой. Баюкая, вливался пушистой негой в каждую клетку. От нахлынувшего блаженства я задохнулся. Смысл сказанного сквозь головокружительные толщи радости пробивался с трудом. Не всё ли равно, что говорит этот старик, только бы говорил!

– Вы пришли помочь ближнему, – неслось из ликующих пространств. – Значит, души ваши полны любви и света. Я слышу каждого из вас. Ваши мольбы и чаяния… – Голос тёк медленно и сладко, как тёмный гречишный мёд. – Готовы ли вы встретиться лицом к лицу с силами тьмы, терзающими брата вашего?

– Да… – тёплым сквозняком пронеслось по волосам.

– Готовы ли признать в силах тех собственных демонов?!

– Да-а…

– Готовы ли вступить с ними в схватку и победить?

– Да-а-а…

Неожиданно я почувствовал, что и из моей груди вырывается это «да», сливаясь с десятками других. Пронзило болезненное понимание – всю жизнь во мне гнездилось нечто страшное, чёрное, мешавшее испытывать то блаженство, которое даровал мне голос старца. Вязкий страх потёк по жилам, превращая их в заледеневшие мутные ручьи. Внезапно стылая кора взорвалась, вздыбилась, понеслась, грохоча бьющимися друг о друга осколками. Потащила, ломая кости, в бездонную пропасть, где, кроме мрака и выворачивающей боли, не было ничего. Тут я увидел ЕГО… Того, кто скрывался во мне. Кто увлекал теперь в нескончаемую воронку муки и ужаса.

В солнечном столбе корчился и истошно визжал толстенький человечек. От былого его оцепенения не осталось и следа. Лицо превратилось в перекошенную маску человека, заживо пожираемого кошмарами, одна мысль о которых способна убить.

– Изыди!!! – прогремело из ослепительных высей.

И ОН отступил… Исторгая зловонное пламя, обрушился в бездну, в которую только что пытался ввергнуть и меня. Я вскрикнул и рванулся вверх.

Вверх, вверх! К невесомым, блистающим мирам, разлитым в беспредельном счастье…

Подо мной медленно плыла огромная, дремотная река. Закатное небо отражалось в ней, окрашивая воды в нежные оттенки алого, бардового, розового. Радужный ветер нёс меня над терракотовыми просторами. Внизу неспешно текли окутанные дымкой луга, деревни, деревянные церквушки. Я был птицей… Нет, слишком громадны мои крылья. Они способны укрыть и согреть все эти пространства, защитить от того всепоглощающего ужаса, который я недавно пережил. Я ангел… Нет… я ничто! Прекрасное, радостное, растворившее в себе время, расстояния – весь Мир – Ничто!

Когда я снова обрёл плоть и кровь, старец исчез. В «небесные врата» светило солнце. Вокруг слышались протяжные, полные наслаждения вздохи, заливистый смех – люди возвращались из райского небытия.

Ко мне подошёл Максимиан. Лицо его тоже несло отпечаток пребывания в измерениях Абсолютной Радости.

– Теперь веришь? – спросил он приглушённо.

Не знаю, что он имел в виду, но я ответил так, как прозвучало во мне эхо, долетевшее Оттуда:

– Верую.

Охрана церквушки стала смыслом моего существования. Нельзя допустить, чтобы чья-то земная алчность испепелила двери, за которыми непререкаемое Блаженство, Любовь и Свобода. И, конечно, знание о той безысходной пустоте, в которую мы повергаем себя, не сумев побороть коварный мрак.

Всякий раз, когда Чудо должно было повториться, Максимиан получал Весть.

– Филарет знает, как велико неверие в нашем мире, – грустно пояснял Хранитель. – Он призван явить Истину как можно большему числу людей. Моё же предназначение – привести к «небесным вратам» достойных. Фомы Неверующие не должны осквернить храм.

Я был согласен. Пару раз приходилось применять силу, выдворяя каких-то умников, пытавшихся произвести возле церкви замеры. Я ненавидел их. В голове не укладывалось, как носит земля тех, кто тщится фиксировать глупыми датчиками Откровение.

Иногда дух Филарета приходил в бренный мир по каким-то неведомым мне, простому смертному, надобностям. Он обозначался в церкви или около безлунными тёмными ночами. Приближаться я не смел. Издали наблюдал, как движется в темноте сияющая точка, освещающая дорогу святому старцу. Наблюдал и трепетал от счастья служить ему.

Я понимал тех, кто снова и снова возвращался сюда, принося на алтарь Духу презренные материальные блага. Сам бы отказался от пустых мирских ценностей за возможность опять прильнуть к источнику Радости, дарованному Филаретом. Но я был избранным. Как же я был благодарен Максимиану, что он отыскал меня и сумел мягко, без нравоучений сломить моё неверие.