Таких ситуаций в последнее время становилось только больше, и они всё сильнее отдалялись друг от друга. Игорь злился, если она не доедала свой ужин до конца, и с упорством жандарма следил за тем, чтобы она принимала все лекарства. Он не позволял ей гулять в саду в дождь или ветреную погоду и доходил до исступления, если замечал, что, несмотря на все его старания, ей не становилось лучше. Он срывался на ней из-за нервов, твердил, что она, наверняка, умалчивала от него что-то ещё и снова не выполняла предписаний Левона Ашотовича. Когда на днях она лишилась чувств, он кормил её супом с ложечки, но при этом так много ругался, что у неё до сих пор краснели уши. Жизнь становилась невыносимой и для него, и для неё, и родные давно забеспокоились за обоих, но всё ещё искренне надеялись, что с рождением ребёнка всё вернётся на круги своя.
– На тебе лица нет! – на этот раз это заметила Нино и подлила сестре в стакан воды. – Выпей! Пей-пей, иначе мы позовем Левона Ашотовича.
– Да! Вместо бабайки, – буркнула Саломея и сделала смачный глоток вина.
Вдруг за дверью гостиной послышался навязчивый шорох, и все взоры обратились к ней. Константин Сосоевич, распустивший ещё не всю прислугу в доме, узнал голос управляющего и встал со своего стула, еле держась на ногах. Он был бледен. Его губы тряслись. В тот момент, когда Георгий спросил у друга, кем могли быть эти люди, высокий тучный человек в золоте и мехах прервал их трапезу и, оставив засуетившегося приказчика за дверью, вальяжно прошёлся внутрь.
– Ваше сиятельство! – прямо с порога обратился к князю гость и раскрыл для него объятья. – Константин Сосоевич! У вашей дочери нынче именины?.. Что же вы не зовёте старых друзей на праздник?
Старый князь сглотнул и, обойдя стол стороной, вышел навстречу незнакомцу. Они похлопали друг друга по спине, и Ерванд Вахеевич подошел к княжне Циклаури и протянул ей корзинку с какими-то сладостями. Софико, хорошо воспитанная, не показала своего недоумения и присела перед гостем в реверансе. Он поцеловал ей руку и пожелал радовать взор своего отца и дальше.
– Сколько лет вам исполнилось, душенька? – поинтересовался он между делом.
– Семнадцать, Ерванд Вахеевич.
– Семнадцать! Какая выросла красавица. Надеюсь, в скором будущем увидеть вас женой своего племянника. Если у вашего отца, конечно, найдутся деньги на приданое…
– Вы знаете этого человека, Дариа Давидовна? – обратился к жене друга Георгий. Армянин громко расхохотался, а Софико закатила глаза.
– Коршун-кредитор, – призналась княгиня, поджав губы, и отпила из своего бокала для храбрости. – Богатый армянский купец. Один из Арамянцев.
– Тех, что купили «Кавказского мыслителя» и заведуют половиной Тифлиса?..
– И большей частью наших заложенных владений. В том числе и Мцхетой, – подвела черту женщина. – Ах, если бы Шалико не уехал так скоро!..
Положение было серьёзным. Смех Арамянца больше не казался им искренним. Как раз наоборот!.. Теперь от него веяло зловещей неопределённостью, и все присутствующие ждали, когда зверю надоест лицемерить, и он выпустит когти. Но зверь всё упивался звёздным часом и позволил Сосоевичу посадить себя за стол, накормить и напоить. За поеданием долмы он даже обменялся несколькими фразами с князем Джавашвили.
– А вам, ваше сиятельство, не нужны кредиты? – спросил он, ехидно усмехаясь, и закусил огурцом. – Вся грузинская интеллигенция у меня их берет.
– Спасибо, но мы не нуждаемся, – ответил за тестя Игорь, который сам вёл бухгалтерию в Сакартвело. – Наши доходы весьма стабильны.
– Все так поначалу говорят, сударь. Все!..
Повисла тишина, и Арамянц выпил за здоровье Софико бокал-другой. После чего, причмокивая, доел долму и, вытерев рот салфеткой, стукнул кулаком по столу.
– Ну, ваше сиятельство! А теперь к делу.
Дело состояло в следующем: если князь Циклаури в ближайший месяц не вернёт взятых в кредит денег, то Ерванд Вахеевич конфискует всё заложенное им имущество, включая Мцхету, себе в уплату долга. Ерванд Вахеевич не имел ничего против Константина Сосоевича лично, но таковы законы ростовщичества, которые придумал не он, и, стало быть, не ему их менять. Они же – эти законы – требовали, чтобы в случае упорства со стороны князя Циклаури Ерванд Вахеевич применил более жёсткие меры в надежде получить от него свои деньги с процентами. Он бы этого не хотел, но, как бы то ни было, он их предупредил.
– Апрель? – ахнул Сосоевич, ёрзая на стуле. – Но погодите, господин Арамянц! Мой старший отпрыск женится в мае на одной из самых богатых наследниц Петербурга, и она принесёт в наш дом огромное приданое. В мае!.. Если вы дадите мне ещё хотя бы месяц…
– Вы меня услышали, князь. – Богатый армянин поднялся с места, остановив собеседника жестом. – Середина апреля, иначе я пошлю в ваш дом парочку крепких ребят. И уж тогда, простите, не обижайтесь! Спасибо за долму.
Ерванд пожал ошарашенному Константину руку, пусть тот еле её сжимал, и откланялся.