– Это так, – подтвердил господин Карпиани. – Не знаю, чем я заслужил сравнение с обезьяной и ползающей тварью, но жена и ребёнок – это только моё дело.
Левон удивлённо вскинул брови. То, что он услышал, очень ему не понравилось. Чего же он так расстроился? Стыдно за неё или за господина Обезьяну?..
– Это правда, ваше благородие? – насупился доктор, обернувшись в её сторону. – Вы на самом деле такое говорили?..
Саломея изящно развернулась, гордо вскинула подбородок и вызывающе посмотрела ему прямо в глаза.
– Что бы я ни сделала, не вам меня отчитывать.
– Что это значит? – Армянин ещё сильнее нахмурился.
– Не делайте вид, будто ничего не понимаете!.. Сколько ещё вы собирались водить меня за нос? Вы и княжна Циклаури!
Всё произошло довольно быстро. Тамина Гагиковна и господин Карпиани озадаченно переглянулись и застыли, как вкопанные. Левон Ашотович беззвучно зарычал, закатил глаза и, схватив Саломею за локоть, повел её за собой в сестринскую.
– Что вы делаете?! – возмущалась она без устали. – Кто разрешил вам обращаться так со мной?! Я – княжеская дочь!..
Он плутовато усмехнулся, но на её излияния не откликнулся и молча продолжил свой путь. Сестра и муж роженицы остались стоять в конце коридора. Все оглядывались на них, но ничего не говорили. Наконец, армянский доктор достиг сестринской, ударил по двери свободной рукой, втолкнул туда Саломею и всё-таки обернулся к господину Карпиани.
– Не переживайте, г-н Карпиани. Я всё улажу, – пообещал он мужчине и Тамине Гагиковне и загадочно скрылся за дверью.
В сестринской Левон ослабил хватку. Саломея принялась отряхиваться и, конечно, осыпать его голову проклятьями.
– Вы – чудовище! – фыркнула она в сердцах. Он улыбнулся уголками губ.
– Вы тоже хороши. Что-нибудь ещё?
– Терпеть вас не могу! Софико Константиновна ещё пожалеет, что выбрала вас. Она так юна и неопытна, а вы воспользовались её доверчивостью! Как вам не стыдно?!
– Воспользовался её доверчивостью? – Из груди вырвался смешок. – Я не понимаю вас.
– И не надо, – молодая женщина грациозно встряхнула головой. – Ведь с этого дня вы меня больше не увидите!
– Господь милосердный! Вы можете объяснить по-человечески, за что вы так взъелись на меня?
Его спокойный даже в такой момент тон вконец выводил из себя. Саломея приблизилась и изо всех сил забарабанила по его груди руками. Он даже не шелохнулся.
– Вы!.. – облегчала она душу. Из причёски выбилась прядь. – Я столько времени наводила вокруг вас круги! Так хотела, чтобы вы меня заметили, а вы… выбрали моложе! – Морщинки на его лбу вмиг разгладились. – Софико Константиновна то, Софико Константиновна это!.. И пусть… – Еле слышный, короткий всхлип. – Я не намерена этого больше терпеть!
На этой мелодичной ноте она хотела кинуться к двери, но он не позволил ей этого, одним резким движением привлек к себе и обвил её талию руками. Сердце молодой женщины упало в пятки, когда она услышала, как сильно стучало его. Неужели?..
– Вы далеко собрались, ваше благородие? – спросил он, усмехаясь. – Я вас никуда не отпускал.
Не успела она опомниться, как он требовательно развернул её к себе, так что выбившаяся прядка налезла на лицо, и страстно поцеловал в губы.
Голова закружилась, а пол ушел из-под ног. Вот это да!.. И это после супруга-мужеложника?! Его губы были такими настойчивыми, что тело сразу же обмякло в его руках. Память невольно подбросила Саломее воспоминания о том, как пять с лишним лет назад при похожей сцене Давид Циклаури… отпустил её. Как по-другому все сложилось на этот раз!.. Прошло какое-то время, и они оторвались друг от друга. Она положила руки ему на грудь.
Её ресницы трепыхали. Наконец она подняла на него взгляд, и растроганная улыбка на его лице стала только шире.
– Вы и Софико Константиновна… – неуверенно заговорила вдова и тотчас осеклась.
– Софико Константиновна, – отвечал он со вздохом, – давно приглянулась моему брату. Я просто присматриваю за ней, пока этого не может сделать он.
– А вы?..
– А я выбрал вас.
«Я выбрала вас». Точно такие слова она сказала ему два месяца назад здесь же, и от сознания того, что, несмотря на все трудности, она всё-таки добилась своего, её естество наполнилось ликованием и радостью. Возраст и пережитые трудности свели на нет восторженность чувств, которые в похожие мгновения испытали бы молодые, но, когда он вновь поцеловал её, Саломея впервые за многие годы почувствовала себя по-настоящему счастливой.