Картвелеби. Книга вторая

Софико от души растрогалась и даже позволила ему обнять себя. А ведь ещё год назад она с большим трудом уговорила его принять себя в этой самой больнице! А теперь она владела ещё одним – хлебным! – ремеслом, в котором преуспела, и никогда не забудет его доброты. Возможно, в Европе она займётся не только статьями. Кто знает, где ещё пригодятся сестринские навыки?..

– Софико Константиновна, – вдруг заговорил врач, словно прочитал её мысли. – Помимо сестринского дела вы ведь увлекались ещё и журналистикой.

– Верно, – спокойно подтвердила она, не спросив, откуда он знал об этом. Это ведь так явно! – Увлекалась.

– Мой брат был бы очень рад, если бы вы поехали попрощаться и с ним. Простите мне мою бестактность, княжна! Но вы действительно много для него значите.

Софико старалась держать лицо, и, пусть ей это удавалось, внутри у неё все перевернулось. Она не злилась на Левона за то, что он рискнул замолвить за Ваграма словечко, но, что делать с его откровением, она ещё не решила. Почувствовав заминку, господин Арамянц, хитро улыбаясь, добавил:

– Княжна, вы… Вы ведь не знаете, что он заплатил за вас половину залога?

На этот раз самообладание отказало девушке, и она еле заметно ахнула, приложив ладошку ко рту.

– Вашим родителям сказали, что это сделала влиятельная суфражистка, и они ничего не заподозрили. – Её реакция подогрела заботливого брата, и он продолжал почти на одном дыхании: – Поймите меня правильно, ваше сиятельство! Я не рассказываю вам этого, чтобы разжалобить. Я лишь надеюсь, что, узнав правду, вы всё-таки захотите сказать ему «спасибо» и… «прощай».

– Вы хороший психолог, Левон Ашотович, – собравшись с мыслями, – что далось ей с трудом, – молвила Софико. – Мне действительно захотелось это сделать.

– Тогда поспешите! – ничуть не растерялся армянин. – В последнее время он часто ездит в старое здание «Кавказского мыслителя» и ведёт там какие-то бумаги. Думаю, он хочет возродить его. Возможно, как раз сегодня вы застанете его там.

Прощаясь с Левоном Ашотовичем, Софико являла собой само спокойствие, и он даже обрадовался той мыслью, что она приняла всё сказанное с подобным хладнокровием и достоинством. Однако неизменная улыбка моментально сошла с лица княжны, когда она села в карету, а душу одолели очередные сомнения, как только кучер тронулся с места.

Эта новость про залог многое поменяла в её душе и только сильнее всё запутала. Как же ей понять его поступок, как объяснить?!.. Долгое время он оставался для неё беспристрастным старшим наставником, который, пусть и слыл известным франтом, ни словом, ни делом не выдал своей заинтересованности в ней. Она до сих пор не до конца принимала предположение графа Каминского, что Ваграм тоже был в неё влюблён. Если так, то почему он не дал ей знать об этом раньше?.. Пусть между ними и случился поцелуй, да и тот разговор в булочной… Помимо всего прочего, он всегда оберегал её и направлял, вытаскивал из любой беды и даже залог, чёрт возьми, заплатил! Если бы он этого не сделал, то её семья, возможно, оказалась бы в ещё большей долговой яме!.. Левон Ашотович отметил верно: поблагодарить его – это меньшее, что она могла сейчас сделать.

Пока Софико поднималась на знаменитый восьмой этаж издательства, её замучили приятные воспоминания, и к шестому этажу они против воли захватили её всю. Сердце застучало сильнее в преддверии скорой встречи? Ах, оставьте!.. Оставьте девичью мишуру другим! Она мыслила здраво. Сердце стучало – помимо того, что этажей тут видимо-невидимо! – ещё и потому, что Ваграм Артурович – единственный человек, который понимал её с полуслова. Уезжая от него, она лишалась апломба спокойствия и уверенности, и эта потеря гораздо важнее любых других. Она теряла прежде всего соратника, которым ещё не стал Мишель, а уже потом возлюбленного. Да, но действительно ли теряла?..

– Зара джан! Я должен признаться, что сегодня ты превзошла саму себя. Все мужчины, должно быть, у твоих ног!

– Не льсти мне, хужаник82. У тебя всегда был подвешен язык.

Из рабочего кабинета Ваграма раздался весёлый смех, и женщина сказала что-то по-армянски. Вот тут-то сердце Софико по-настоящему упало в пятки. Её дыхание участилось, а зрачки расширились. Не в силах сделать хоть шаг в сторону, она встала как вкопанная у дверей и в щёлочку между створками увидела то, чего больше всего опасалась: женский голос принадлежал ослепительно красивой и ухоженной девушке не старше двадцати лет. Темноволосая и кареглазая – в лучших традициях Кавказа!.. Кружевные перчатки, платье и шляпа с павлиньим пером: всё в её образе приковывало взгляд. Она была прекрасно сложена и держалась так уверенно, что не оставалось сомнение: о своей привлекательности она знала. Глаза заслепил солнечный зайчик, но княжна Циклаури не заметила этого – все её внимание заняла соперница.