Картвелеби. Книга вторая

Я от всего сердца добавил, что, пока в России не случилась революция, мы много переписывались с мужем моей покойной тёти, о котором у моей родни остались самые тёплые воспоминания. Но сейчас связь с ними оборвалась. Точно также мы с трудом нашли сведения о моей тёте Ламаре, чей старший сын Дамир погиб в 1915 году при взятии русскими войсками крепости Перемышль. Сыну моей тёти Софико к началу войны исполнилось десять лет, и, к счастью, она его миновала точно так же, как и моего младшего брата. Моя блистательная тётя Саломе и её муж-медик – вот кто вылечил мне ухо! – взяли на воспитание ещё одну девочку, когда Сатеник Левоновна подросла и вышла замуж. Сыновей под их крышей не родилось, и, стало быть, некому было уходить на фронт. Через мою тётю Ламару нам удалось наладить переписку с Ирсаной Абалаевой – бывшей Ирсаной Айдемировой! – и она очень помогала мне при описании плена. Вспоминать о том времени мои родители не любят.

– Ну, надо же! – все удивляется Мэри. – А ты говоришь, что не о чем писать.

Я скромно отмалчиваюсь и жду её дальнейших расспросов.

– Ну, – произносит она опять. – Так что же с твоей тётей Софико? Она всё-таки вышла замуж за графа Каминского?..

Я с истинно горской гордостью сообщаю: нет, не вышла. Моя тётя около года гостила у своего брата и невестки в Италии и неожиданно для себя осознала, что скучала по Кавказу – только ли по нему?.. После смерти родителей она, правда, уехала оттуда опять – на этот раз в Париж, – но уже с мужем-горцем. Мэри хлопает в ладоши и выпытывает у меня, стал ли Ваграм Арамянц тем самым мужем, и я ей отвечаю.

– Michel мне понравился, – вдруг признаётся жена, – несмотря на то, что его было очень мало. Но, что ты так смотришь, будто ты – кот, а я – молочко?.. Ты ведь знаешь, как сложилась его судьба?..

О, да, я знаю! Я сказал ей больше: это одна из моих любимых линий в этой книге. Чтобы и вы поняли, почему я её так люблю, я даже опишу вам её поподробнее.

Маленькое, но очень популярное ателье на Монмартре открылось в то утро довольно рано. В свой День рождения Натали была печальна. Милый рere не смог приехать на её именины в Париж, поскольку генеральный консул отправил его с поручением к губернатору Рима и, чтобы загладить свою вину, обещался сразу после переговоров дать Алексею Петровичу двухнедельный отпуск. Это мало утешало именинницу: если бы не дорогая няня, она бы осталась в этот день совсем одна!..

– Как я устала от одиночества, милая Королла, – шепнула синьоре девушка и, хотя её модный салон гудел от покупательниц, вновь почувствовала себя покинутой. – Кажется, мне никогда не обрести своего счастья.

– Глупости! – по-итальянски откликнулась няня. – Снова эта ваша меланхолия!..

Кряхтя и держась за спину, итальянская донна вернулась в ателье, и Натали проводила её нежным взглядом. Она не сомневалась, что няня, отругав её за уныние, наверняка, схватилась за сердце от переживаний за любимую воспитанницу. Какое-то проклятье витало над ней!.. Ей не было отбоя от поклонников, но ни одного из них она не любила. А тот, кого любила… тот не любил её.

В тот солнечный весенний день ветерок ласкал её лицо и волосы, и Натали подставила под него лицо, очистив от всех мыслей голову. Улицы были пустынны, и графиня смотрела перед собой, не таясь. Умиротворение и покой наполнили душу, и через минуту она перевернула вывеску на двери с мыслью, что истинная леди не выдаёт своих чувств на людях.