Картвелеби

Несколько часов назад среднюю сестру застукали в объятьях соседа, который заведовал овощной лавкой в нескольких кварталах от их дома. Он был женат и имел троих детей, что сильно усложняло дело. Будь он хотя бы холост, не избежать даико судьбы торговки, но и эта участь завиднее той, что предстояла ей в итоге. Похоже, весь ум в этой семье достался только им с Софико!..

Шалико знал, что так думать нехорошо, но безразмерная рана в собственной душе не способствовала всепрощению и пониманию. Он осознавал, что становился просто невыносимым в своей безграничной жажде знаний и диких амбициях, но что делать, если у него ничего, кроме них, не осталось? Он открылся в своих чувствах девушке, которую любил целый год, проявил сентиментальность, романтичность, страстность и порывистость, но к чему всё это его привело? Как Нино обошлась с самыми лучшими его качествами? Вот так и становятся циниками и прожжёнными эгоистами…

Пока внизу скандалили, он не спеша отошёл от лестницы и, спрятав руки в карманы, поплёлся в свою комнату. Не поднимая глаз с пола, думал о том, что, возможно, и сам многое сделал не так. Например, кто признаётся в нежных чувствах юной девушке сразу после смерти её брата? Да и испугал он её своим напором!.. Но ведь он не мог иначе. Не после того, как Вано…

Возможно, если бы она попросила прощения, то он… нет, не бывать этому! Хватит – сколько она вила из него верёвки, а он это терпел! Она сказала ему прямо: «Ты мне не нужен!» Как ещё яснее дать это понять?

Строил бы свою жизнь без неё, сосредоточился бы на учёбе, на будущих перспективах, а новый поворот ждёт не дождётся его впереди! Наверное, так будет правильнее. Нужно оставить Нино в детстве, а с детством – распрощаться навсегда. Отныне он не будет сожалеть о том, что случилось, – отныне он станет чёрствым карьеристом и расчётливым скептиком, отныне…

Ах да, ведь он не верил в это по-настоящему!..

Шум из опочивальни Давида усиливался, и Шалико невольно прислушался. Дверь в спальню брата оказалась приоткрыта, и сквозь щёлочку между створками юноша увидел, как дзма самозабвенно топтал ногами свой мундир. От неожиданности он даже вскрикнул.

– Ты с ума сошёл? – насмешливо фыркнул Шалико и прошёл вглубь комнаты, где творился настоящий бедлам. В порыве ярости брат, похоже, обрушился не только на свою форменную одежду, но и на предметы, что плохо лежали. Кровать он нещадно измял, а на покрывале одиноко лежало письмо. Шалико хватило одного лишь взгляда, чтобы обо всём догадаться.

– Меня понизили, – процедил сквозь зубы Давид и отвесил тумака офицерской форме. Георгиевские кресты на ней недовольно звякнули. – За участие в дуэли. С поручика до подпрапорщика…

Будущий дипломат безразлично вскинул брови и, отойдя от дверного косяка, развернулся, чтобы уйти.

– Я предупреждал. Но меня же никто никогда не слушает…

– Забери его! – не затихал горе-военный и крикнул ему в спину: – Забери этот треклятый мундир с глаз моих долой! Я не достоин его!

– Если ты будешь и дальше так истерить, – безжалостно резюмировал Шалико, – то никогда и не станешь.

Давид опешил, раскрыв рот, и не сразу нашёлся, что ответить. Шалико не до конца понимал, зачем зашёл к нему, зачем вообще завёл этот разговор, но подсознательно чувствовал, что оказался в нужном месте в нужное время. Быть может, сейчас дзме нужна именно такая эмоциональная встряска? Вот только в няньки он не нанимался. В его собственной душе царил такой раздрай, что…

– Если я его не достоин, – парировал старший брат, не позволив ему удалиться, – то лучше подам в отставку, чем буду так его пятнать.

Шалико не оборачивался и упрямо смотрел перед собой. Сейчас их отношения напоминали нечто похожее: старший пытался достучаться до младшего, а тот постоянно поворачивался к нему спиной. Но сколько это будет продолжаться? Разве родные братья могут быть в вечной ссоре?

– Поступай как знаешь, – пожал он плечами и посмотрел на собеседника через плечо, – но я назову тебя последним трусом, если ты сейчас сдашься.

Давид бессильно зарычал и, схватившись за волосы, замельтешил по комнате. У малого появилась отличная возможность покинуть его, но тот ею не воспользовался, почему-то замешкавшись. Отругав себя за медлительность, он сделал шаг в сторону, но судьба вмешалась и на этот раз.

– Нет, так не годится, – решительно заключил лейб-гвардеец. Его голос зазвучал смело и твёрдо. И так… привычно! – Я продолжу службу и получу не только поручика, но и генерал-майора. Вот увидишь! Одна ошибка – не приговор, и я это докажу. Я снова заставлю себя уважать!

Шалико поймал себя на мысли, что за последние недели не слышал ничего приятнее. Он непроизвольно улыбнулся, и, ощутив, будто с плеч свалилась гора, всё-таки развернулся к брату лицом.

– Будет сложно, я не спорю, – подвёл черту Давид, – но после всего, что случилось, это – единственный правильный для меня путь! Я поступил недостойно, но на ошибках учатся, и я тоже поумнею. Поумнею, чёрт возьми, иначе пусть меня не называют князем Циклаури!..