Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

Она озадаченно приоткрыла рот.

Пуаро сурово продолжал:

— Ибо в этом случае зло не замедлит явиться… Оно непременно явится… Оно завладеет вами, и выдворить его будет уже невозможно.

Жаклин не отрываясь смотрела на него. В ее глазах блуждало смятение. Она сказала:

— Я не знаю… — и с вызовом выкрикнула: — Вы меня не удержите!

— Конечно, — сказал Эркюль Пуаро. — Я вас не удержу. — Голос у него был грустный.

— Решись я даже убить ее, вы бы не удержали меня.

— Если вас не остановит расплата — да, не удержал бы.

Жаклин де Бельфор расхохоталась.

— А я не боюсь смерти! Ради чего мне жить, в конце концов? По-вашему, это неправильно — убить своего обидчика? А если вас лишили всего на свете?

Пуаро ответил твердо:

— Да, мадемуазель, по-моему, это непростительное злодеяние — убить человека.

Снова Жаклин захохотала.

— Тогда вы должны одобрить мою нынешнюю месть: покуда она действует, я не воспользуюсь этим револьвером… Но мне страшно… знаете, иногда страшно… Я лопаюсь от злости, мне хочется сделать ей больно, всадить в нее нож, навести на ее лоб револьвер и легонько так нажать. А-а!

Она напугала его своим вскриком.

— Что с вами, мадемуазель?

Отвернув голову, она вглядывалась в сумерки.

— Так был кто-то. Сейчас ушел.

Эркюль Пуаро зорко огляделся. Место вроде бы безлюдное.

— Кроме нас, мадемуазель, никого, кажется, нет. — Он встал. — Во всяком случае, я сказал все, ради чего приходил. Спокойной ночи.

Жаклин тоже поднялась. Она почти заискивающе сказала:

— Вы сами видите: я не могу отказаться от того, что делаю.

Пуаро замотал головой.

— Вы могли отказаться. Всегда выпадает такая минута. Она была и у вашей подруги Линит, когда та могла остановиться и не вмешиваться… Она упустила эту минуту. Потом уже человек действует очертя голову, и одумываться поздно…

— Поздно… — отозвалась Жаклин де Бельфор.

Она еще постояла в раздумье, потом решительно тряхнула головой:

— Спокойной ночи, мосье Пуаро.

Он грустно покачал головой и тропинкой пошел за ней следом к отелю.

Глава 5

На следующее утро, когда Эркюль Пуаро выходил из отеля, намереваясь устроить себе прогулку по городу, его нагнал Саймон Дойл.

— Доброе утро, мосье Пуаро.

— Доброе утро, мосье Дойл.

— Вы в город? Не возражаете, если я поброжу вместе с вами?

— Ну конечно! Вы меня осчастливите!

Выйдя за ворота, мужчины свернули в прохладную тень парка. Тут Саймон вынул изо рта трубку и сказал:

— Насколько я знаю, мосье Пуаро, моя жена беседовала с вами вчера вечером.

— Совершенно верно.

Саймон Дойл сосредоточенно хмурился. Человек действия, он трудно формулировал свои мысли, мучительно подбирал слова.

— Хоть то хорошо, — сказал он, — что вы заставили ее понять наше бессилие в этом деле.

— Прекратить это законным образом невозможно, — согласился Пуаро.

— Вот именно. А Линит не могла этого понять. — По его губам скользнула улыбка. — Линит воспитали в убеждении, что со всякой неприятностью должна разбираться полиция.

— Чего бы лучше — свалить на нее ваше дело, — сказал Пуаро.

Саймон стал пунцоветь лицом, и после недолгого молчания его прорвало:

— Это подло, что ей приходится страдать! Она ничего не сделала! Если кому хочется назвать меня скотиной — пожалуйста! Я — скотина, ладно. Но я не позволю, чтобы отыгрывались на Линит. Она тут совершенно ни при чем.

Пуаро с серьезным видом кивнул, ничего не сказав в ответ.

— А вы поговорили… переговорили с Джеки… с мисс де Бельфор?

— Да, я разговаривал с ней.

— Вам удалось образумить ее?

— Боюсь, что нет.

Саймон разразился гневной тирадой:

— Неужели она не видит, в какое дурацкое положение себя поставила? Неужели не понимает, что приличные женщины не ведут себя так? Где ее гордость, чувство собственного достоинства?

Пуаро пожал плечами.

— Она знает только одно чувство: обиду — вы не допускаете?

— Пусть, но, черт возьми, приличные девушки так себя не ведут! Я признаю, что кругом виноват. Я чертовски плохо поступил с ней, и вообще. Возненавидеть меня, забыть, как я выгляжу, — это я могу понять. Но зачем гоняться за мной повсюду? Это неприлично. Зачем делать из себя посмешище? На что она может рассчитывать?

— Возможно, это месть.

— Дурацкая! Мне понятнее какая-нибудь ее мелодраматическая выходка — бабахнуть в меня из револьвера, что ли.

— Вы считаете, это больше в ее духе, да?

— Честно говоря — да. Она порох, а не женщина, совершенно за себя не отвечает. Когда она доходит до белого каления, я за нее не поручусь. Но чтобы шпионить… — Он затряс головой.

— Да, это — тоньше. Это умнее.

Дойл воззрился на него.

— Вы меня не поняли: это страшно действует на нервы Линит.

— А вам?

В глазах Саймона мелькнуло удивление.

— Мне?! Да я готов свернуть голову чертовке.

— От прежнего чувства, значит, ничего не осталось?

— Дражайший мосье Пуаро… как бы вам это объяснить? Была луна, потом вышло солнце. И никакой луны больше нет. Как только я встретил Линит, Джеки перестала для меня существовать.

— Tiens, c'est drôle çа!¹ — пробормотал Пуаро.

— Простите?

— Мне показалось интересным ваше сравнение.

Снова заливаясь краской, Саймон сказал: