Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Ваша правда: многое случилось.

Ему резанули слух отчаяние и горечь в ее голосе.

— Мадемуазель, я говорю с вами как друг. Похороните своего мертвеца!

Она испуганно воззрилась на него.

— Что вы имеете в виду?

— Откажитесь от прошлого! Повернитесь к будущему! Что сделано — то сделано. Отчаиваться бесполезно.

— То-то драгоценная Линит будет довольна.

Пуаро чуть повел рукой.

— Я не думаю о ней в эту минуту. Я думаю о в а с. Да, вы страдали, но ведь то, что вы делаете сейчас, только продлит ваше страдание.

Она затрясла головой.

— Вы ошибаетесь. Иногда я испытываю почти наслаждение.

— Это как раз ужасно, мадемуазель.

Она быстро глянула на него.

— Вы неглупый человек, — сказала она. — И наверное, — добавила она, — вы желаете мне добра.

— Возвращайтесь к себе домой, мадемуазель. Вы молоды, вы умница, впереди вся жизнь.

Жаклин медленно покачала головой.

— Вы не понимаете — и не поймете. Вся моя жизнь — в Саймоне.

— Любовь не самое главное в жизни, мадемуазель, — мягко сказал Пуаро. — Мы думаем так только по молодости лет.

И опять она покачала головой.

— Вы не понимаете. — Она быстро глянула на него. — Вы все знаете? Из разговора с Линит? Да, и в ресторане вы тогда были… Мы с Саймоном любили друг друга.

— Я знаю, что вы любили его.

Тон, каким он это сказал, живо задел ее. Она с нажимом повторила:

— Мы любили друг друга. И еще я любила Линит… Я верила ей. Она была моим лучшим другом. Она всегда могла купить себе все, что пожелает. Ни в чем себе не отказывала. Когда она увидела Саймона, ей захотелось и его прибрать к рукам — и она отняла его у меня.

— И он позволил, чтобы его купили?

Она так же медленно покачала головой.

— Нет, не совсем так. Если бы так, меня бы тут не было… Вы считаете Саймона нестоящим человеком. Да, он бы плевка не стоил, если бы женился на Линит из-за денег. А он не на деньгах ее женился. Все гораздо сложнее. Есть такая штука, мосье Пуаро, как наваждение. Деньги ему только способствуют. Какой антураж имела Линит: до кончиков ногтей принцесса. Не жизнь, а прямо театр. Мир был у ее ног, за нее сватался, на зависть многим, один из богатейших пэров[282] Англии. А она снизошла до никому не известного Саймона Дойла. Странно ли, что он совсем потерял голову? — Она вскинула руку. — Смотрите: луна. Как ясно вы ее видите, правда? Какая она взаправдашняя. Но засверкай сейчас солнце — и вы не увидите ее совсем. Вот так оно и получилось. Я была луной… Вышло солнце, и Саймон перестал меня видеть. Он был ослеплен. Он видел только солнце — Линит…

Помолчав, она продолжала:

— Что же это, как не наваждение? Она завладела всеми его мыслями. Прибавьте ее самонадеянность, привычку распоряжаться. Она до такой степени уверена в себе, что и другие начинают в нее верить. И Саймон не устоял — ведь он бесхитростная душа. Он бы так и любил меня одну, не подвернись Линит со своей золотой колесницей. Он бы, я знаю, просто уверена, не влюбился в нее, если бы она его не вынудила.

— Да, так вам это представляется.

— Я знаю. Он любил меня — и всегда будет любить.

— Даже теперь? — сказал Пуаро.

С губ был готов сорваться ответ, но она его удержала. Она взглянула на Пуаро и залилась румянцем. Отвернувшись, она потупила голову и задушенным голосом сказала:

— Знаю… Теперь он меня ненавидит. Лучше бы ему не играть с огнем.

Она пошарила в шелковой сумочке на коленях и извлекла крохотный, с перламутровой рукояткой револьвер — на вид совершенный пугач.

— Прелестная вещица, правда? — сказала она. — Выглядит несерьезно, зато в деле очень серьезная штука. Одной такой пулей можно убить мужчину или женщину. А я — хороший стрелок. — Смутная, припоминающая улыбка тронула ее губы. — Когда я девочкой приехала с мамой в Южную Каролину[283], дедушка научил меня стрелять. Он был старых убеждений и без ружья не ходил. А мой папа в молодости несколько раз дрался на дуэли. Он был отличный фехтовальщик. Даже убил одного. Из-за женщины. Как видите, мосье Пуаро, — она прямо глянула ему в глаза, — во мне течет горячая кровь. Я купила эту игрушку, как только все случилось. Хотела убить кого-то одного, но не могла решить — кого. Убивать обоих мне было неинтересно. Знать бы, что Линит перепугается напоследок! — но в ней достаточно мужества. И тогда я решила: подожду! Мне все больше нравилась эта мысль. Убить ее всегда успею. Интереснее выжидать и быть наготове. И уже потом пришла идея преследовать их. Даже если они заберутся на край света, первой их встречу — я! И получилось замечательно. Ничем другим, наверное, Линит не проймешь. А тут она стала психовать… А мне, наоборот, одно удовольствие… И ведь она ничего не может сделать! Веду я себя культурно, вежливо. Ни к одному моему слову они не могут придраться. А жизнь я им отравляю.

Она залилась чистым, серебристым смехом.

Пуаро схватил ее за руку.

— Спокойно. Прошу вас: спокойно.

Жаклин перевела на него взгляд.

— А что такое? — Улыбаясь, она с вызовом глядела на него.

— Мадемуазель, заклинаю вас: перестаньте это делать.

— То есть оставить драгоценную Линит в покое?

— Если бы только это. Не располагайте сердце ко злу.