Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

Пуаро переменил тон. Чуть подавшись к ней, он заговорил доверительно, с закликающей интонацией, бережно. Он спросил:

— Почему это вам так неприятно, мадам?

— Неприятно?! Да от этого можно сойти с ума! Это раздражает до крайней степени! А почему — я вам сказала.

Пуаро помотал головой.

— Не вполне.

— Что вы хотите сказать? — снова спросила Линит.

Пуаро откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и с бесстрастным видом заговорил:

— Ecoutez, Madame[280]. Я поведаю вам маленькую историю. Однажды — это уже месяц-два назад — я обедаю в лондонском ресторане. За соседним столиком сидят двое — мужчина и девушка. Они кажутся очень счастливыми, очень влюбленными. Они с верой строят планы на будущее. Это не значит, что я слушаю не полагающееся для моих ушей: просто они совершенно не принимают в расчет, кто их слышит, а кто не слышит. Мужчина сидит спиной ко мне, а лицо девушки я вижу. Оно очень выразительно. Девушка беззаветно любит, предана душой и телом, и она не из тех, кто влюбляется легко и часто. Для нее это безусловно вопрос жизни и смерти. Они обручены, эти двое, насколько я могу понять, и они обсуждают, куда отправиться в свой медовый месяц. Они планируют поехать в Египет.

Он умолк.

— И что же? — отозвалась Линит.

Пуаро продолжал:

— Это было месяц-два назад, но ее лицо — это незабываемо. Я знал, что вспомню его, если увижу еще раз. И мужской голос вспомню. Вы, я думаю, догадываетесь, мадам, где я снова увидел это лицо и услышал тот голос. Это случилось здесь, в Египте. У того мужчины медовый месяц — это так, но он проводит его с другой женщиной.

— Так что же? — отозвалась Линит. — Я упоминала об этих обстоятельствах.

— Да, вы упоминали.

— В чем же дело?

Растягивая слова, Пуаро сказал:

— Девушка в ресторане поминала свою подругу, она была убеждена, что подруга не подведет их. Этой подругой, я думаю, были вы, мадам.

Линит залилась краской.

— Да. Я говорила вам, что мы дружили.

— Она верила в вас?

— Да.

В нетерпении покусывая губу, она молчала, но, поскольку Пуаро не обнаруживал намерения заговорить, не выдержала и взорвалась:

— Конечно, все сложилось крайне неудачно! Всякое бывает в жизни, мосье Пуаро.

— О да, мадам, всякое бывает. — Он помолчал. — Вы, я полагаю, англиканского вероисповедания?[281]

— Да. — Линит была слегка озадачена.

— Значит, вы слышали в церкви отрывки из Библии. Вы слышали притчу о богатом человеке, у которого было много мелкого и крупного скота, и о бедном, у которого была только одна овечка, и как богатый отобрал ее у бедняка. Это как раз касается вас, мадам.

Линит выпрямилась на стуле. Гневно вспыхнули ее глаза.

— Я прекрасно вижу, куда вы клоните, мосье Пуаро! Вы считаете, что я, грубо говоря, украла у своей приятельницы молодого человека. Если разводить сантименты, а ни на что другое ваше поколение не способно, то, возможно, так оно и есть. Но истина еще беспощаднее. Я не отрицаю, что Джеки была без ума от Саймона, но, мне кажется, вы не допускаете, что он мог не питать к ней таких же ответных чувств. Она ему нравилась, но, я думаю, еще до встречи со мной он начал понимать, что делает ошибку. Взгляните на дело непредвзято, мосье Пуаро. Саймон обнаруживает, что любит меня, а не Джеки. Как прикажете ему поступать? Благородно перебороть себя, жениться на безразличной ему женщине и, скорее всего, поломать все три жизни, потому что едва ли при таких обстоятельствах он смог бы сделать Джеки счастливой? Будь он женат на ней ко времени нашей встречи, тогда, согласна, он мог видеть свой долг в том, чтобы оставаться с нею, — хотя я так не думаю. Если один несчастлив, то и другой страдает. Помолвка еще ни к чему не обязывает. Если совершается ошибка, то лучше признать это, пока не поздно. Я понимаю, что для Джеки это был удар, страшно жалко, что так вышло, но сделанного не воротишь. Чему быть, того не миновать.

— Удивительно.

Она воззрилась на него.

— Простите?

— Очень разумно, очень логично все, что вы говорите. Но одну вещь это все-таки не объясняет.

— Что именно?

— Ваше собственное отношение, мадам. Вот это преследование вас — вы могли воспринимать его двояко. Оно могло досаждать вам — это понятно, а могло пробудить жалость к подруге, которая в своей глубокой обиде совершенно отбросила всякие условности. Однако ничего подобного вы не переживали. Для вас ее преследование нетерпимо. А почему? Да только потому, что вы чувствуете себя виноватой.

Линит прянула со стула.

— Как вы смеете?! Право, мосье Пуаро, это уже слишком.