Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Мистер Фергюсон, — продолжала читать миссис Аллертон. — Сдается мне, это наш друг — антикапиталист. Миссис Оттерборн, мисс Оттерборн — этих мы уже хорошо знаем. Мистер Пеннингтон, иначе — дядюшка Эндрю. Интересный мужчина, по-моему…

— Возьми себя в руки, мам, — сказал Тим.

— С виду суховат, но очень, по-моему, интересный, — настаивала миссис Аллертон. — Какой волевой подбородок. О таких вот, наверное, мы читаем в газетах — как они орудуют у себя на Уолл-стрит. Убеждена, что он сказочно богат. Следующий — мосье Эркюль Пуаро, чьи таланты остаются невостребованными. Тим, ты не взялся бы организовать какое-нибудь преступление для мосье Пуаро?

Однако эта безобидная шутка пришлась не по вкусу ее сыну. Он зло глянул на нее, и она зачастила дальше:

— Мистер Ричетти. Наш друг — археолог, итальянец. И последними идут мисс Робсон и мисс Ван Шуйлер. Насчет второй все просто. Это жуткая старуха американка, которая считает себя здесь главной и намерена сохранять недоступность, удостаивая беседы лишь тех, кто удовлетворяет самым строгим критериям. В своем роде, она чудо — правда? Памятник эпохи. А две женщины с нею — это наверняка мисс Бауэрз и мисс Робсон: худенькая, в пенсне, — наверное, секретарь, а трогательная молодая женщина, что всем довольна, хотя ее гоняют, как черную рабыню, — какая-нибудь бедная родственница. Я думаю, Робсон — секретарь, а Бауэрз — бедная родственница.

— Ошибаешься, мама, — ухмыльнулся Тим. К нему вернулось хорошее настроение.

— Из чего ты это заключил?

— Я зашел в гостиную перед обедом, а там бабуся говорит компаньонке: «Где мисс Бауэрз? Сбегай за ней, Корнелия». И потрусила Корнелия, как послушная собачонка.

— Интересно будет поговорить с мисс Ван Шуйлер, — раздумчиво сказала миссис Аллертон.

Тим снова ухмыльнулся.

— Мам, она тебя поставит на место.

— Отнюдь нет. Для начала я подсяду к ней и негромко, но уверенно заведу разговор о титулованных родственниках и друзьях, каких смогу вспомнить. Я думаю, что, назвав как бы между прочим твоего троюродного племянника, герцога Глазго, я, скорее всего, добьюсь своего.

— Мама, где твои принципы?

В том, что произошло после обеда, исследователь человеческой природы нашел бы для себя кое-что забавное.

Просоциалистически настроенный молодой человек (он действительно оказался мистером Фергюсоном), гнушаясь обществом, повалившим в обзорный салон на верхней палубе, удалился в курительную.

Мисс Ван Шуйлер, как и полагается, обеспечила себе лучшее, подальше от сквозняков, местечко, прямо направившись к столику, за которым сидела миссис Оттерборн.

— Прошу прощения, — сказала она ей, — мне кажется, я оставляла здесь свое вязанье.

Под ее сверлящим взглядом тюрбан встал и ретировался. Мисс Ван Шуйлер расположилась за столиком вместе со своей свитой. Миссис Оттерборн отсела недалеко и рискнула о чем-то завести речь, но ее выслушали с такой ледяной вежливостью, что она скоро замолкла. И в дальнейшем мисс Ван Шуйлер пребывала в блистательном одиночестве.

Супруги Дойл сидели с Аллертонами. Доктор Бесснер не отлипал от тишайшего мистера Фанторпа. Жаклин де Бельфор села в сторонке от всех с книгой. Розали Оттерборн о чем-то тревожилась. Миссис Аллертон заговорила с ней раз-другой, пытаясь подключить ее к своей компании, но та повела себя невежливо.

Мосье Эркюль Пуаро весь вечер слушал писательские байки миссис Оттерборн.

Поздно уже, возвращаясь к себе в каюту, он увидел облокотившуюся на перила Жаклин де Бельфор. Когда она повернулась в его сторону, его поразило страдальческое выражение ее лица. Деланное безразличие, злой вызов, мрачное торжество — куда все девалось?

— Добрый вечер, мадемуазель.

— Добрый вечер, мосье Пуаро. — Она помедлила и спросила: — Вы удивились, что я оказалась здесь?

— Не столько удивился, сколько пожалел… очень пожалел…

Голос у него был печальный.

— Обо мне пожалели?

— Именно так. Вы ступили на опасную дорожку, мадемуазель… Мы вот просто путешествуем на этом пароходе, а вы пустились в собственное плавание по стремительной порожистой реке навстречу гибельной пучине…

— Почему вы так говорите?

— Потому что знаю. Вы порвали сдерживавшие вас спасительные узы. Пожелай вы пойти на попятный, вам это уже едва ли удастся сделать.

— Так оно и есть, — медленно выговорила она.

Она откинула голову назад.

— Ну и пусть! Нужно идти за своей звездой, а уж она куда-нибудь выведет.

— Смотрите, мадемуазель, как бы эта звезда не оказалась ложной…

Она захохотала и, дурачась, скрипуче выкрикнула голосом попугая, бессменного спутника мальчика с осликом:

— Та очень плохая звезда, сэр! Та звезда упала…

Он уже засыпал, когда его разбудили неясные голоса. Он узнал голос Саймона Дойла, повторившего те самые слова, что он сказал, когда пароход уходил из Шелала:

— Надо пройти через это…

«Да, — думал про себя Эркюль Пуаро, — надо через это пройти».

На душе у него было скверно.

Глава 8

Рано утром пароход пришел в Эз-Зебуа.