Пуаро вздохнул. Как хорошо, что он не молод.
Глава 9
В понедельник утром палуба «Карнака» огласилась восторженными криками. Пароход пристал к берегу. В нескольких сотнях ярдов от них сверкал на солнце вырубленный в скале величественный храм. Из глубины веков глядели на Нил, приветствуя всходившее солнце, четыре каменных колосса.
Путаясь в словах, Корнелия Робсон говорила:
— Ах, мосье Пуаро, разве это не изумительно? Такие великаны, а сколько в них покоя, и когда смотришь, то чувствуешь себя совсем крохотной, вроде букашки, и всерьез уже ничего не волнует, правда?
Стоявший тут же мистер Фанторп обронил:
— Очень… м-м… впечатляюще.
— Грандиозно, да? — сказал проходивший Саймон Дойл. Уже одному Пуаро он доверчиво признался: — Мне, знаете, от храмов и всяких достопримечательностей ни тепло ни холодно, но такое вот место — поймите меня правильно — кого хочешь проймет. Замечательные ребята были фараоны.
Соседи отошли. Саймон продолжал, понизив голос:
— Я безумно рад, что мы отправились в эту поездку. Все как-то встало на место. Вроде бы — с чего? — но это факт. К Линит вернулось самообладание. Она говорит — потому, что наконец занялась делом.
— Весьма возможно, — сказал Пуаро.
— Она говорит, у нее сердце оборвалось, когда она увидела Джеки на пароходе, — и вдруг это стало ей безразлично. Мы договорились больше не прятаться от Джеки. Наоборот, — пусть видит, что ее дурацкое упрямство нас ни капельки не волнует. Человек не умеет себя вести — только и всего. Она думала, что вконец затравила нас, но с этим покончено. Пусть сама убедится.
— Конечно, — сказал задумавшийся Пуаро.
— Замечательная идея, правда?
— Да, да.
На палубе в светло-оранжевом платье появилась Линит. Она улыбалась. Без особой радости, прохладным кивком поздоровавшись с Пуаро, она увела мужа с собой.
Пуаро позабавила мысль, что его настороженное отношение уронило его в глазах Линит. Та привыкла к тому, чтобы ее слепо обожали. Эркюль Пуаро посмел не примкнуть к свите обожателей.
Подошедшая миссис Аллертон сказала негромко:
— Ее просто не узнать! В Асуане — какая была затравленная! А сейчас вся светится от счастья, как бы не на свою голову ей это веселье.
Пуаро не успел ей ответить: группу призвали к тишине. Драгоман, главный их распорядитель, повел всех берегом к Абу-Симбел[300]
.Пуаро поравнялся с Эндрю Пеннингтоном.
— Вы впервые в Египте, да? — спросил он.
— Почему же, нет — я был здесь в двадцать третьем году. То есть не здесь именно, а в Каире. Но в верховья Нила действительно еще не поднимался.
— Из Америки вы плыли на «Карманике», по-моему, — миссис Дойл мне так говорила.
Пеннингтон настороженно стрельнул глазами в его сторону.
— Да, это так, — подтвердил он.
— А вы случайно не встречались с моими друзьями, они тоже плыли на «Карманике», — с Рашингтоном Смитом и его супругой?
— Нет, ни с кем эта фамилия у меня не связывается. Пассажиров было множество, погода — скверная. Мало кто выходил на палубу, и потом, за такой маленький срок не успеваешь разобраться, кто там с тобой плывет.
— Да, это совершенная правда. Какой приятный сюрприз, что вы встретили мадам Дойл с мужем. Вы не знали, что они женаты?
— Не знал. Миссис Дойл мне написала, но письмо гуляло за мной следом, я получил его только в Каире, через несколько дней после нашей неожиданной встречи.
— Вы, насколько я понимаю, знаете ее много лет?
— Да уж больше некуда, мосье Пуаро. Я знал Линит Риджуэй вот такой проказницей. — Он показал рукой. — Меня с ее отцом было не разлить водой. Редкий он был человек, Мелиш Риджуэй, и до чего везучий.
— Она вступает в обладание солидным состоянием, насколько я понимаю… Или, pardon, бестактно об этом говорить?
Эндрю Пеннингтон чуть повеселел.
— Да кто же об этом не знает! Конечно, Линит богатая женщина.
— Нынешний спад, я полагаю, коснется всех капиталов. Как, вы считаете, — выдержим? — спросил Пуаро.
Пеннингтон помедлил с ответом.
— В определенном отношении вы правы, — сказал он. — Время сейчас и впрямь трудное.
— Впрочем, мне представляется, — заметил Пуаро, — что у мадам Дойл ясная, практическая голова.
— Да, это именно так. Ума и хватки ей не занимать.
Все встали. Гид принялся толковать о храме, который воздвиг великий Рамзес. Четыре гигантские статуи фараона, высеченные в скале, — по два с каждой стороны входа, — взирали на сбившихся в кучку туристов.
Пропуская мимо ушей объяснения драгомана, синьор Ричетти приник к рельефам у подножия скульптур-близнецов, где изображались пленные нубийцы и сирийцы.
Потом все вошли в храм, и сумрачный покой объял их. Еще не погасли краски на рельефах, но группа уже не ходила гурьбой за проводником.
Доктор Бесснер, зычно огласив по-немецки кусок из бедекера, тут же переводил его прилипшей к нему Корнелии. Однако учение было недолгим. Опираясь на руку безучастной мисс Бауэрз, явилась мисс Ван Шуйлер, скомандовала: «Корнелия, сюда!» — и наука прекратилась. Лучащимися за толстыми стеклами глазами доктор Бесснер потерянно глядел ей вслед.