Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Он говорит: «Я никогда не читаю. Подписываю, где скажут». Вы понимаете важность такого заявления? И Пеннингтон понял. Я увидел это по его глазам. Он взглянул на Дойла как прозревший человек. Вообразите, мой друг: вы становитесь опекуном дочери чрезвычайно богатого человека. Допустим, вы пускаете эти деньги в оборот. Я знаю, про это пишут во всех детективных романах, но вы читаете об этом и в газетах. Такое случается, мой друг, случается.

— Я не спорю, — сказал Рейс.

— Допустим, у вас еще достаточно времени, чтобы хорошо нажиться на этих махинациях. Ваша подопечная — несовершеннолетняя. И вдруг она выходит замуж. Все моментально выходит из-под вашего контроля. Катастрофа! Но еще не все потеряно. У новобрачной медовый месяц. Станет она думать о делах! Сунуть с документами лишнюю бумагу, получить рассеянную подпись… Но не такова была Линит Дойл. Она была деловой женщиной, и никакой медовый месяц не мог сбить ее с толку. А тут встревает муж со своим замечанием, и перед несчастным забрезжил свет. Умри Линит Дойл — и ее состояние перейдет к мужу, а с ним будет просто управиться; у такого хитреца, как Эндрю Пеннингтон, он будет ходить по струнке. Говорю вам, mon cher полковник, я буквально прочел эту мысль в его глазах. «Если бы пришлось иметь дело с Дойлом…» Вот он о чем задумался.

— Допускаю, — сухо сказал Рейс, — но у вас нет доказательств.

— Увы, нет.

— Теперь этот молодчик — Фергюсон, — сказал Рейс. — Он довольно несдержан на язык. Я, конечно, не всяким речам поверю. Но он может быть сыном человека, пострадавшего от старика Риджуэя. Хоть это и за уши притянуто, но чего не бывает. А люди не забывают прошлых обид. — Он помолчал и договорил: — Ну и конечно — мой человек.

— Да, еще «ваш» человек.

— Он убийца, — сказал Рейс. — Это мы знаем. Однако я не могу представить, где и как Линит Дойл могла пересечь ему дорогу. Их орбиты не пересекаются.

Пуаро медленно проговорил:

— Если только к ней не попало свидетельство, устанавливающее его личность.

— Возможная вещь, но уж очень маловероятная. — В дверь постучали. — Ага, вот и наш несостоявшийся двоеженец.

Флитвуд был крупный, свирепого вида мужчина. Войдя, он обвел всех настороженным взглядом. Пуаро признал в нем человека, говорившего с Луизой Бурже.

— Звали? — осторожно спросил Флитвуд.

— Звали, — сказал Рейс. — Возможно, вы знаете, что этой ночью на пароходе совершено убийство?

Флитвуд кивнул.

— Я прихожу к убеждению, что у вас были основания ненавидеть убитую женщину.

Флитвуд тревожно вскинул глаза.

— Кто вам сказал?

— Вы считали, что миссис Дойл встала между вами и некой молодой женщиной.

— Я знаю, кто вам сказал — эта французская вертихвостка и врунья. Она слова без вранья не скажет.

— Но в данном случае она сказала правду.

— Вранье!

— Вы говорите «вранье», даже не зная, что она сказала.

Это подействовало. Флитвуд покраснел и с трудом сглотнул.

— Ведь это правда, что вы хотели жениться на девице Мари, а миссис Дойл помешала, узнав, что вы уже женаты?

— А какое ее дело?

— То есть какое дело было миссис Дойл до всего этого? Ну как, двоеженство есть двоеженство.

— Это было совсем не так. Я женился на одной здешней, а жизни не вышло. Она вернулась к своим. Я не видел ее уже несколько лет.

— Все равно вы считаетесь женатым.

Тот молчал. Рейс продолжал:

— Значит, миссис Дойл, или мисс Риджуэй, как ее тогда звали, вывела вас на чистую воду?

— Да, черт бы ее побрал. Сует нос, куда ее не просят. А Мари было бы хорошо со мной. Я бы все для нее сделал. Про ту, другую, она бы никогда не узнала, не впутайся ее хозяйка в наши дела. Я не скрываю: да, злился на нее, а когда увидел ее на пароходе — прямо взбесился, — ходит, понимаете, вся в жемчугах и брильянтах, командует и даже не задумается, что поломала человеку жизнь. Пусть я злобствовал на нее, но если вы считаете меня убийцей и думаете, что я так просто мог пойти и пристрелить ее, — это чушь собачья. Я ее пальцем не тронул. Святая правда.

Он смолк. По его лицу катился пот.

— Где вы были этой ночью между двенадцатью и двумя часами?

— Спал на своей койке — мой напарник подтвердит.

— Это мы выясним, — сказал Рейс. Коротко кивнув, он отпустил Флитвуда. — Достаточно…

— Eh bien? — спросил Пуаро, когда за Флитвудом закрылась дверь.

Рейс пожал плечами.

— Вполне правдоподобная история. Он нервничает, конечно, но это в порядке вещей. Надо будет проверить его алиби, хотя не верю, чтобы оно было доказательным. Наш приятель мог тихо выйти из каюты и вернуться, пока его напарник спал. Вот если его еще кто-нибудь видел — тогда другое дело.

— Да, это надо будет выяснить.

— Дальше, — продолжал Рейс, — чтобы выяснить время совершения преступления, нужно знать, кто и что слышал. Бесснер говорит: между двенадцатью и двумя часами. Как знать, может, кто-то из пассажиров слышал выстрел — даже не сознавая, что это выстрел. Я, например, ничего похожего не слышал. А вы?

Пуаро покачал головой.

— Я спал как убитый. Я ничего не слышал, решительно ничего. Меня словно опоили — так крепко я спал.