Карусель

Я ответил. Проводив красивую длинноногую птицу глазами — цапля, по-видимому, возвращалась с болота в свое гнездо, — я подумал, что наш сегодняшний разговор с приятелем — это тоже нечто новое и для меня. Никогда раньше я так серьезно не задумывался над всеми этими проблемами. Какой могучий импульс мы все получили, чтобы начать по-новому мыслить? Брежнев и его окружение все сделали, чтобы отучить нас думать, делали вид, что они думают за нас... А теперь только и слышишь разговоры о перестройке, о прошлом, о настоящем и будущем. Будто гигантская турбина запущена, вращение которой уже невозможно остановить. Люди стали думать, причем задумываться о том, как сделать свою жизнь лучше, как изменить существующие порядки, всю нашу систему. Если социализм принял, благодаря былым извращениям в политике, такие уродливые формы, то что нужно сделать, чтобы он действительно стал передовой системой, а не плелся в хвосте мирового исторического процесса? Никто не отрицал положительных форм социализма, но никто теперь не хочет и мириться с деформацией, когда все в экономике, политике, экологии поворачивалось против народа... Вот о чем я каждый день думаю, думают и другие — я ведь не сижу в замкнутом пространстве, все вижу и слышу...

— Больше ни слова о делах, проблемах, — протестующе поднял руку Алексей Павлович, но я уже и сам сообразил, что нужно сделать передышку: Термитников еще не все мне о себе рассказал, у нас еще будет о чем поговорить... — Ты купался в этом году? — повернул он ко мне чуть повеселевшее круглое лицо. — Где твое самое красивое озеро? Пойдем выкупаемся, а? Прямо голышом? Для полного очищения...

Я в этом году еще не купался, но погода была такая теплая, а солнце так ласково пригревало, что, пожалуй, искупаться не грех.

— Есть у меня такое озеро на примете, — сказал я. — Кстати, и называется оно Красавица.

— Веди, Сусанин! — улыбнулся Термитников. — Что наши заботы, печали по сравнению с такой благодатью, а? — он остановился и театрально повел обеими руками вокруг. — Солнце светит и греет, воздух такой, что хочется из фужера как шампанское пить...

— А ты романтик, — рассмеялся и я. Возбуждение, вызванное нашим непростым разговором, вроде бы немного улеглось. Поднимая пыль, со стороны Федорихи катил оранжевый мотоцикл с коляской. В нем сидел в желтой каске знакомый шофер из леспромхоза. Из люльки торчала коса. Наверное, поехал на сенокос. Трава этой весной быстро пошла в рост. Жаворонок, трепеща крыльями в солнечном столбе, разбрызгал по голубому небу звонкие, как серебряные колокольчики, трели. Алексей задрал седоволосую голову и долго, прищурив узкие татарские глаза, всматривался в небо.

— Кто это так заливается? — наконец спросил он.

— Жаворонок.

— Я где-то читал, что, опыляя поля ядохимикатами, их совсем почти истребили...

— Наши, к счастью, выжили, — сказал я. Уже второй год наслаждаюсь я на этом проселке пением жаворонка. Тут же на поле гнездятся несколько пар чибисов, а в кустарнике перед сосновым бором живет сова. Я часто вижу ее в сумерках, иногда нахожу на дороге большое рябое перо. Почему сова теряет перья? Два дня назад по проселку впереди меня весело пробежали два матерых зайца, может, те самые, что каждую зиму старательно обгрызают мои саженцы.

— Черт побери, живешь в городе, иногда в воскресенье поедешь в Солнечное на дачу — так время и катится, а оказывается, настоящая-то жизнь начинается за чертой города... Может, плюнуть на все мои амбиции и приехать сюда, например, председателем совхоза? Или колхоза?

— Думаешь, справишься?

— Неужели не потяну? — искренне удивился Алексей Павлович. — Это с моим-то опытом партийной руководящей работы?

— Потянешь, если сначала окончишь сельскохозяйственную академию, — осадил я его. — Деревня уже не раз испытала набеги «варягов»! Приедут по разнарядке из городов новоиспеченные председатели колхозов, все развалят и с позором уезжают...

— И здесь, значит, мне нет места, — печально констатировал Термитников. — Скоро ты меня и впрямь убедишь, что моя профессия — это пустое место.

— Нет у тебя, Леша, никакой профессии, — сказал я. — Боюсь, что время наступило такое, что придется тебе ее заново приобретать. Не пойдешь же ты рядовым преподавателем учить студентов? Да и чему? И там реформы...

— Ну, спасибо, друг! — криво улыбнулся Термитников. — Утешил!

Дорогу прямо перед нами спокойно переползал уж. Мой приятель остановился, лицо его стало растерянным. Неожиданно метнулся к обочине, подхватил с усыпанной сосновыми иголками земли толстый сук и храбро замахнулся. Я еле успел перехватить его руку:

— Безвредная тварь, — сказал я. — Обыкновенный уж.

— Откуда ты знаешь? — вытаращил на меня серые потемневшие глаза Алексей.

— Видишь, у него по бокам головы два ярких оранжевых пятнышка? Этим он и отличается от гадюки. Кстати, и гадюк не нужно убивать. Если ты на нее не наступишь, она тебя никогда не ужалит.

— Специалист! — рассмеялся приятель, отбрасывая сук и провожая взглядом ползущего по мху ужа.