Кащеево царство

       - Не отдадите так, возьмут силой, - упрямо повторил Арнас.

       - Пусть берут, нам всё равно без скотины пропадать...

       Пам устремил на него указующий перст и оглушил страшными словами:

       - Именем Нум-Торума, владыки неба, и Ими Хили, повелителя людей, заклинаю духов лесных и речных вредить пришельцам во всех землях и водах, в лесах и горах, в оврагах и пещерах, да изнемогут они в пути своём, да бежит от них всякий зверь, да уплывает рыба и улетает птица, пусть ослабнут тела их и помутится разум их, пусть убивают они друг друга, а оставшихся пусть пожрут чудовища Мэнки. Да будет сей человек рассадником моего проклятья, и да не умалится сила проклятья, покуда человек сей ходит по земле...

       Как не разорвалось у Арнаса сердце от жестокой речи отца, как не хватил удар при мысли об утрате единственного, кто был близок ему? Но он лишь остервенился, рявкнул:

       - Хватит, отец! Ныне боги за меня, ибо я - их орудие.

       Буслай, устав слушать непонятное лопотание, рыкнул:

       - Скажи им: добром не отдадут скотину, перережем всех к лешему. И хибары с дымом пустим.

       Арнас хотел было перетолмачить, но удержался - к чему было ещё пуще злить соплеменников? Сделал вид, что переводит, а сам сказал:

       - Олени вернутся к вам следующей весной. С прибытком.

       - Ой ли? - насмешливо выкрикнула бывшая невеста.

       Пермяк пожал плечами.

       - Ваше дело.

       Вот так - и понимай, как хочешь.

       Поругавшись, ударили по рукам: зыряне отдают скотину, а русичи за каждую голову платят серебром.

       Обратно двинулись уже затемно. Русичи шли весёлые, задорно перекликались:

       - Якша!

       - Ась!

       - Правей бери!

       - Куды правей-то?

       - Сепетишь, паробок!

       - Иди к лембою[15]...

       Один из них, долговязый и тонкорукий, подступил к Арнасу, сказал:

       - Слышь, зырянин, ты попроси этого кудесника, чтоб помолился за нас богам. А уж мы внакладе не останемся. Лады?

       Странный это был русич: не вой, не купец, больше похож на монаха или метальника[16], из тех, что носят с собой торбу со свитками и десяток заточенных перьев. Буслай называл его Моиславом - громкое имя, чуть не княжеское, хотя обладатель его не внушал к себе почтения: вертлявый, шарящий повсюду горячечным взором, не к месту ухмыляющийся. Арнасу он не понравился. Ещё на судне этот Моислав не сводил с пермяка блестящих чёрных глаз, будто порывался что-то сказать ему, да робел перед Ядреем; потом нежданно-негаданно оказался в одной лодке с Арнасом, а затем и вовсе потащился с ним в лес. Зачем? Почему? Может, соглядатай это, приставленный воеводой?

       Пермяк покосился на него, смерил холодным взглядом и чуть заметно кивнул.

       - Лады.

       Утром, при солнечном свете, Савка ощутил себя увереннее. Умывшись и потрапезничав, решил учинить расспрос Моиславу, выпытать, что вчера на капище творилось и кто такое диво учинил. Но стоило ему высунуть нос на улицу, как тут же попал под обстрел ушкуйных насмешек.

       - Портки-то не обмочил вчерась, Савелий Содкович? Улепётывал будто конь ретивый, инда искры высекал.

       У Савки захолонуло сердце. Хотел прожечь задир яростным взглядом, да не вышло, только ещё больше позабавил озорников. Счастье ещё, не все из них видали вчерашний срам, а то бы и вовсе проходу не было.

       - Чего ржёте, идолопоклонники? - огрызнулся Савка. - Я вот попу-то сейчас скажу, каково бесов тешите, да ещё владыке о том донесу, чтоб неповадно было.

       Но угроза не подействовала. Напротив, вызвала лишний хохот и новый поток шуток, а кое кто и засвистел, словно подгонял удирающего зайца. Поняв, что препираться бесполезно, Савка плюнул и пошёл искать Моислава. Долго шарахаться ему не пришлось: попович был уже на ногах и, сидя на завалинке, тихонько переговаривался с Арнасом. Кречетом налетел на них Савелий, переполошил, будто петух сонный курятник.

       - А ну выкладывайте как на духу - чем вчера на капище занимались? Дьяволу небось поклонялись? Божкам требы подносили?

       Попович не стал юлить, ответил прямиком:

       - Волхвовали мы там. Молились за успех похода, чтоб злые духи нас в Югре стороной обходили, и чтоб была нам удача в деле.

       - Кощунствуешь[17]? - зашипел Савка, изливая на него тот гнев, который не посмел излить на ушкуйников. - От Христа отрекаешься, Моислав?

       - А ты-то, Савелий, с каких пор благочестия набрался? Отец Иван что ль застращал? Или навьи здешние голову вскружили?

       И впрямь, дивно было видеть такое рвение у купца, вчера ещё плясавшего на русалиях[18] и слушавшего скоморошины. Не иначе, обиду какую возымел на поповича, вот и ярился.

       - Ты мне поговори, - процедил Савелий, сверху вниз глядя на Моислава. Он перехватил на себе взгляд пермяка и рявкнул: - А ты что пялишься, языческая морда? Или порядку не знаешь? А ну, шапку долой! - Савка кулаком сбил дублёную скуфью, взвихрил волосья на голове зырянина. - Где кудесник вчерашний? Отвечай, скотина! И не вздумай врать.