Кашпар Лен-мститель

— А вот этого вы не сделаете, Юленька, — возразил я, — ведь в лучшем случае вы привлечете внимание полицейского патруля и не сможете объяснить ему, что попали в мой сад не иначе как по доброй воле или по желанию, если вам так больше нравится, и вдобавок непременно подтвердится документами то, от чего вы тщетно отрекаетесь, а именно — что вы дочь покойного доктора медицины Юлиуса Занятого.

Она все еще смотрела на меня точно на убийцу и, словно дикая кошка, попавшая в капкан, не отходила от калитки. Имя отца всякий раз заставляло ее вздрагивать, как от удара.

— А ведь маменька сегодня в полдень затем и перекрестила вас дважды, чтобы хохлатые[175] вас не задержали, — добавил я, намеренно употребив жаргонное словно.

Я ожидал какого-либо проявления изумления по поводу того, что и это мне известно, но ничего подобного не произошло, она лишь молча заломила руки, отступила от калитки и, качнувшись, села прямо на траву, уже покрывшуюся росой. Прижав к глазам ладони, зашлась в тихом надрывном плаче — и этот типичный признак профессии не заставил себя долго ждать.

Итак, я мог в точности определить, насколько она успела освоить ремесло. Следующий ход, самый страшный, — выяснение, есть ли у нее справка из полиции, — уже подстерегал ее.

Она продолжала тихо всхлипывать — все лучше, чем истерика.

Возможно, что сегодня она впервые ступила на скользкий путь, и тогда будущее ее рисовалось вполне лучезарным. Следовало уточнить эту деталь.

— Юленька, — я вновь обратился к ней по возможности пылко и погладил ее по голове.

Она вздрогнула, будто я ударил ее, и... без чувств рухнула на газон.

Только этого мне не хватало!

Я кликнул сторожа, который тотчас явился — похоже, ему не пришлось бежать издалека. Велел ему разбудить жену и сказать, чтобы принесла в кабинет еду, а лишившуюся чувств Юленьку отнес туда сам.

Привести ее в себя не составило труда, поскольку она еще не была законченной истеричкой.

Я внимательно наблюдал, какое впечатление произведет на нее мой кабинет.

Похоже, никакого — по-видимому, она ни разу не была в таком заведении или же, возможно, в ее состоянии восприятие притупилось. Зато сильнейшее впечатление произвел на нее хлеб с маслом, в жизни не видел я столь голодного человека; добавлю, что, несмотря на жадность к еде, у нее не было сил самой отрезать себе кусок хлеба, пришлось это сделать сторожихе — справедливости ради признаюсь, что сие зрелище глубоко меня взволновало.

Ничего на свете, кроме еды, не трогало в эти минуты Юленьку, явившую прямо-таки животную прожорливость, и, когда она умяла второй ломоть, я за ее спиной подал сторожихе знак унести еду, ибо в подобных случаях следует остерегаться переедания. Юленька проводила уносимую буханку хлеба невыразимо жалобным взглядом.

Я поставил перед ней рюмку крепкого вина; отхлебнув глоток, она смерила меня злобным взглядом.

Насытившись, Юленька, стремительно вскочив со стула, снова приняла вид дикой кошки, попавшей в западню.

— Куда это мы собрались? — спросил я.

— Домой! Сию минуту отпустите меня! — выкрикнула она тоном, не допускающим возражений, но тут же сникла и взмолилась, судорожно сцепив пальцы рук: — Умоляю вас, отпустите меня, очень вас прошу!

О, если бы я тогда послушался ее!

Но в тот момент ни я, ни она не подозревали, что она выпрашивает себе помилование.

Я был одержим миссией спасителя.

— Юленька, позвольте сказать вам еще кое-что, а там уж, ежели захотите домой, я тотчас открою калитку и выпущу вас на набережную, и тогда самое лучшее, что вы можете сделать — это броситься в воду!

Она пробурчала, что поступит так, как ей заблагорассудится, и что никому до этого нет дела, а если я не отпущу ее, устроит скандал и весь дом поднимет на ноги.

Положение было весьма критическим, роль уличной девицы она сыграла превосходно.

— И вот так-то вы ведете себя с клиентами? — насмешливо спросил я.

Дикая кошка свернулась в клубок, готовясь вцепиться мне в горло, но удовольствовалась тем, что метнула на меня самый ненавидящий взгляд, на какой только была способна. И снова вошла в роль юной, глубоко обиженной барышни.

Словно не было нашей странной встречи и я не застиг ее в ожидании клиента, она с невинным видом и логикой заправской проститутки отчаянно защищалась, твердя, что она вовсе не та, за кого я ее принимаю, и клянясь, что до сих пор не имела дела ни с одним мужчиной.

— Ну, а со мной?

Помолчав, она тихо промолвила:

— Вы первый... Я и пошла с вами только потому, что есть очень хотела... А если бы вас не встретила, то уже была бы там...

Она, не стесняясь, зарыдала.

— Где — там? — пытался выяснить я.

— Там, куда вы меня посылаете... Я и сама уже собиралась... вниз головой... — продолжала она, всхлипывая, но уже без слез, что было весьма подозрительным.

Быть может, Юленька говорила правду, впрочем, скорее всего лгала.

— Ну-ну, никуда бы вы не делись, знаю я таких девочек, — уничижительно возразил я.

— Так отпустите меня и увидите! — разозлившись не на шутку, она, уже стоя в дверях, так и сверлила меня ненавидящим взглядом.