— Рив! — закричал Хольт, но лязгающий грохот катившегося мимо «Тритона» заглушил призыв. Оказалось, что корпус амфибии движется на гигантских гусеничных лентах, благодаря которым корабль превратился на земле в танк невероятных размеров. Спонсонные автопушки, установленные по обоим бортам палубы, вели огонь с большой высоты и отбивали охоту атаковать «Покаяние и боль», однако с минимальным экипажем на борту канонерка была чрезвычайно уязвима.
— Назад, по этой дороге! — скомандовал он соратникам, устремляясь за амфибией. «Тритон» двигался быстро, но не настолько, чтобы его не мог догнать бегущий человек.
Комиссар хрипло дышал, резко хватая воздух. Вдавленные ребра жутко сжимали легкие, но он не останавливался. Арканец кричал, пока не сорвал голос, даже зная, что экипаж канонерки не услышит его с такой высоты.
Имена преследовали друг друга, кружась в голове Хольта, словно закольцованная мантра, исполненная отвращения. Ненависть наполняла его энергией, как некоторых людей — боевые стимуляторы. Айверсон ощутил краткий укол вины, вспомнив о Славе, принятой перед схваткой с верзантскими дезертирами, — как давно это было! — но наркотик приносил порченое благословение. Ее
Ненависть была чистой.
Оглянувшись, комиссар увидел позади своих товарищей, за которыми гнался второй крутокс, еще больше первого. Стараясь не думать об этом, Хольт впился глазами в удаляющуюся корму «Покаяния» и увидел там Бирса. Старик стоял к нему спиной, презрительно отвернувшись, а спасение тем временем быстро ускользало.
Мятый Шлем пронесся мимо Айверсона и на бегу швырнул что-то через голову. Корсар метнул абордажный крюк с меткостью, оттачиваемой годами корабельных сражений, и тот, пролетев над планширом, будто управляемая ракета, уцепился за что-то. Быстроходный «Тритон» резко дернул летийца за собой, но тот, устояв на ногах, прыгнул вперед и высоко вверх. Мгновением позже боец уже скачками взбирался по корпусу, и крутокс яростно заклекотал при виде убегающей жертвы.
Оглянувшись через плечо, комиссар увидел, как ксенос обезьяньим прыжком взмывает вверх.
— Ложись! — заорал Хольт, ничком падая в грязь.
Модин тут же рухнул на колени, но бежавший рядом корсар оглянулся, и это стало его последней ошибкой. Лапа крутокса пробила летийца, как пушечное ядро, почти разорвав человека надвое. Тварь приземлилась на дороге перед арканцами, превратившись в неистовую преграду между ними и канонеркой. От удара истощенный ездок переломился в поясе, как сухая веточка, но великана это не побеспокоило.
Крутокс навис над комиссаром, не обращая внимания на попадания мелкокалиберных пуль, словно то были укусы насекомых. Со щелчком разинув клюв, чужак потянулся вперед… и его объяло пламя. Хольт отпрыгнул от клекочущего пылающего клубка, а Модин шагнул вперед, сжимая огнемет. Обрушивая на чудовище потоки прометия, боец напевал весьма пошлую балладу Пустошей.
— …А леди Сьюзи никогда красоткой не была… — Клетус подмигнул Айверсону, и тут огнемет умолк, зашипев напоследок. — От дерьмо…
Громадный чужак атаковал их, словно разъяренный бык. Обугленная шкура висела лоскутами, которые шипели и дымились под дождем, но огонь не повредил мышц крутокса. Мощный удар кулака свалил Модина на землю. Он попытался врезать врагу ногой, но ксенос схватил бойца за лодыжки и поднял вытянутой лапой. Видя, что тварь начала раскручивать пустошника над головой, Айверсон открыл по ней огонь из пистолета, но только разозлил ее еще сильнее. Боковым зрением комиссар заметил, что канонерка остановилась и медленно двинулась задним ходом.
Издав первобытный рев, крутокс хлестнул огнеметчиком о землю, словно кнутом. От первого удара в теле Клетуса сломались все кости, а после второго он повис в кулаке врага словно тряпичная кукла. Затем у пустошника оторвались ноги, а торс к тому моменту превратился в бесформенное мягкое месиво.
Хольт уже ковылял к «Тритону», когда тварь погналась за ним. На палубе стоял Мятый Шлем и орал на мореходов, требуя прибавить ходу. Рядом с летийцем возникла Рив и уставилась на бегущего комиссара через магнокуляры.