Перед самым праздником Лето получил распорядок караула наряду с остальными. В этом году у него было три утренних и дневных патруля, один караул на воротах, и весь вечер после отсеивания новобранцев он был свободен — вечером должна была состояться его свадьба.
Скромная церемония с торжественным возлиянием на главной площади была назначена сразу после вознесения благодарностей великому Ауму. Проходи событие отдельно, порядок бы не изменился. Раджаны начинали любое важное событие с посещения храма и только после позволяли себе пировать и веселиться.
Никто из непосредственно вовлечённых в торжественное событие лиц не желал лишнего внимания — трагедии хватило с лихвой, и потому Годрео и Дорто избегали суеты. Последние были бы и вовсе рады отложить свадьбу, но Виро упёрся, и день был назначен.
Мидаре прилагал огромные усилия, стремясь избавиться от Хюрема до праздника. Своим необъяснимым упрямством Виро оставил им с отцом слишком мало времени, и оно стремительно уходило. Дотянуться до заговорённой напасти, звавшейся Хюремом, которую никак не брала сталь головорезов, в доме жреца будет гораздо сложнее, потому Мидаре решился попробовать другой надёжный способ лишить омегу жизни — яд.
Мидаре мог воспользоваться им раньше, но Хюрем ел исключительно под крышей дома Дорто. Отравить Хюрема дома значило открыто заявить, кто именно повинен в смерти. И хотя Мидаре не видел в этом ничего предосудительного, коль скоро тот лишил его родной крови, обстоятельство истинности с Лето создавало на этом пути некоторые сложности.
Ссориться с Лето открыто было не в интересах Дорто. Лето мог с лёгкостью превратить жизнь Виро в агонию. Этого Мидаре не мог допустить. Если бы Хюрем лишился жизни где-нибудь в Барабате, гадать о том, кто стал причиной смерти — обстоятельства или конкретные недоброжелатели, можно было бы сколько угодно. Догадки, всего лишь догадки, не более. К тому же, Лето был достаточно молод, и Мидаре не сомневался, что его можно было бы убедить в собственной непричастности, действуя только словами и клятвенными заверениями. И тогда, возможно, у Виро бы появился шанс если не стать счастливым, то хотя бы прожить жизнь не хуже, чем многие омеги, так и не встретившие истинного.
Но вопрос, где и как отравить Хюрема, оставался нерешённым, пока Мидаре вдруг не понял, что пир после храмовой церемонии — великолепная возможность подсыпать яд в чашу Хюрема. Нельзя сказать, что момент был идеальным, лучше бы Хюрему отравиться и сдохнуть где-нибудь подальше от верхней анаки, но нельзя требовать у жизни слишком многого. В течение праздничного дня можно отсылать Хюрема с поручениями, чтобы тот провёл в Барабате как можно больше времени, а после, отравив во время свадебного застолья, намекнуть, что Хюрем жаловался на боли в животе задолго до того, как началась церемония. Яды, в конце концов, бывают разные и не все срабатывают мгновенно.
Поразмыслив над этим, Мидаре решил, что сможет положиться на пару слуг и подбросить им эту мысль, а когда станут расспрашивать, они наверняка припомнят нечто имеющее к делу непосредственное отношение; скажут, что весь день Хюрем был в отлучках в городе и там, должно быть, что-то съел. Естественное отравление, в таком случае, тоже нельзя было полностью исключить. Лекари, даже самые опытные, не всегда признают некоторые из ядов. Те, например, которые не оставляют видимых следов.
Чем дольше размышлял об этом Мидаре, тем больше ему нравилась мысль. Он давно раздобыл яд, на случай, если решится, чтобы не рисковать в самый последний миг, бегая по городу с весьма подозрительной нуждой.
Омега сжал крошечный флакончик в глубоком кармане, скрытом складками нарядного одеяния, и бросил взгляд на сына, сидевшего рядом и наблюдавшего за состязаниями новобранцев. Взгляд его был устремлён на песок арены, однако зрачки оставались неподвижными; Виро не видел происходящего, погружённый в собственные думы. Те, что недавно прочертили на лбу сына первую морщинку.
У Мидаре защемило сердце. Он потянулся к ребёнку и погладил того по гладкой макушке, дивясь, каким красивым и каким несчастным выглядел тот сегодня.
По случаю свадьбы волосы Виро убрали в традиционную косу. Сложные переплетения начинались высоко у висков наподобие низко посаженного венка, концы которого встречались глубоко под затылком; сплетались воедино и вились до самой талии. Ярко-жёлтые лютики, собранные поутру до росы, завершали образ трогательной невинности и свежести. На плечи Виро была накинута простая в крое, но изящная газовая туника. Несколько слоёв создавали объем, пряча стройное тело. Единственной деталью, подчеркивающей тонкость талии омеги, была золотая цепочка. Такая же перехватывала сандалии Виро, поднимавшиеся почти до колена.
— Ни о чём не думай, — произнёс Мидаре. — Всё будет хорошо, — он улыбнулся сыну ободряющей улыбкой и поклялся, что сегодня сделает всё, чтобы Хюрем исчез навсегда.