Виро, не желая расстраивать родителя, улыбнулся в ответ. Верил ли он в обещание папы? На этот вопрос Виро не смог бы дать ответ при всём желании. Если жизнь давно озадачивала и сбивала молодого омегу с толку — в последний месяц он едва ли разбирался в происходящем.
Всё это время Хюрем неустанно заставлял Виро ходить, и не просто ходить, но ступать ровно. Доводы о том, что не припадать на одну ногу Виро попросту не мог, прожив калекой несколько лет, кажется, не принимались Хюремом во внимание. Хюрем желал, чтобы на собственной свадьбе тот шёл прямо, не кособочась, и потому требовал этого раз за разом. Виро повиновался, сдавшись на волю Хюрема.
День свадьбы приближался, до него оставалось совсем ничего, когда однажды, снова пройдя под пристальным взором карих глаз от стены до стены, Виро вдруг не услышал требовательное приказание повторить обречённую на провал попытку.
— Больше ты не хромаешь, — прозвучал голос за спиной, заставив Виро обернуться. — Ты больше не калека и помощь тебе не нужна, — произнёс Хюрем. — Я в дом. Отдыхать.
На том омега развернулся и ушёл, оставляя Виро у обрыва в одиночестве. Виро пытался понять, что за хитрость или уловка скрывалась в чужих словах, но так ни до чего и не додумался. Вместо этого он повернулся и снова пошёл к противоположной стене, следуя вниманием за своими шагами. Достиг барьера, сделал резкий поворот и поспешил обратно. На третий раз он побежал, не став останавливаться, врезался в камень, тормозя тело руками.
Лёгкие наполнялись воздухом до самой глубины, сердце колотилось, как ненормальное, глаза бегали, не задерживаясь ни на чём вокруг. Так же бешено метались мысли. Виро не понимал, что происходит.
Почему он больше не хромает?
Не в состоянии удерживать себя на месте, омега ходил дотемна, пока, забеспокоившись, в поисках Виро не вышли домовые. Он тщательно следил за тем, заметили ли перемену остальные, пока он пересекал двор и дом, направляясь в спальню, но люди, погруженные в собственные заботы, мало что замечали вокруг.
Ничего не заметил и папа. Последнее время выражение тяжёлых дум не сходило с лица родителя. Он был не рад скорой свадьбе и потому сильно переживал.
Виро вошёл в спальню и встал рядом с лежанкой Хюрема. Тот тихо и размеренно дышал. Омега знал, стоит только позвать и он раскроет глаза. Но что он у него спросит? Как или почему он больше не хромал? Была ли причина в занятиях, или в том, что он так долго пролежал с деревяшками, изведя тело чуть не до пролежней? Нет, главный вопрос был совсем не этот. Неважно, что именно явилось причиной чудесного исцеления, если каждая из них была так или иначе связана с Хюремом.
Это Хюрем сломал ему ногу, когда Виро пригрозил рассказать папе о ночных отлучках. Это он привязал его ногу и долгое время запрещал подниматься, а после разминал плоть и заставлял ходить. Заставлял двигаться прямо, пока не научил ходить заново.
Всё это сделал Хюрем.
Главный вопрос состоял в том, зачем ему это понадобилось?
Виро простоял над омегой так долго, что тот должен был почувствовать пристальный взгляд, направленный в его сторону. Сверливший дыру в его лице, лишь бы понять, что за странные мысли вертелись в голове странного омеги. Но Хюрем не открыл глаз. А Виро не произнёс ни слова. Не задал он свой главный вопрос и после, впрочем, продолжая таращиться на Хюрема со смесью немого удивления и полного непонимания. Тот видел, как смотрел паренёк, но хранил молчание, позволяя Виро и дальше блуждать в потёмках.
Хюрем — истинный его жениха. Хюрем — убийца его брата. Хюрем — омега, сумевший вылечить его, так что теперь никто не посмеет назвать Виро калекой.
Кем был Хюрем?
Наказанием или спасением?
Отведя взгляд от отца, Виро посмотрел наискось, на скамью выше. Там, рядом со жрецом, окружённым старшими субедарами, сидел Лето. Виро смотрел на воодушевление и свет — внутренний свет, исходивший от альфы. Лето был откровенно счастлив. И, конечно же, не скорой свадьбе, но близкому воссоединению с парой.
Знал ли он, кто такой Хюрем? Какой он на самом деле? — думал про себя Виро.
На мгновенье омеге почудилось, что нет, не знал. Виро не мог объяснить собственной догадки, она просто возникла в голове озарением, как бывает иногда, когда внутреннее чутьё или одно из чувств даёт ответ вместо разума, решив, что видит лучше, чем глаз и слышит чётче, чем ухо.
Это едва ли было объяснимым. Но не более непонятным, чем-то, что окружающие, обладая зрением, не замечают отсутствие хромоты, а случайный омега смог помочь с тем, в чём оказались бессильны лучшие лекари столицы.
Виро стряхнул наваждение. Вздохнул напоследок о том, какой красивый муж ему достался, пусть Виро и не был нужен ему ни покалеченным, ни здоровым, и отвернулся.