Каста (СИ)

Как и ему, по случаю торжества, Лето заплели косу. В ней не было витиеватости и затейливости, но смотрелась она потрясающе. Волосы собраны высоко на затылке в жёсткий хвост, в котором переплелись множество локонов, но, в отличие от безупречно собранного основания, из которого не выбивалась ни единая прядь, оставляя уши открытыми, локоны были выложены широкими свободными петлями; вдоль этой лесенки струились прямые пряди, намеренно выпущенные из косы.

Облачение жениха было более ярким и нарядным, чем у его будущего супруга. Белая, обшитая широкой пурпурной лентой тога, присобранная на одном плече и украшенная фибулой жреческого дома, тёмно-лиловые штаны с золотыми полосами и перетянутые золотыми звеньями сандалии. Костюм оплетали тонкие кожаные ремни, говоря о том, что раджан — воин в любых обстоятельствах. По той же причине на бедре Лето красовался привычный меч.

Такими красивыми Виро и Лето и направились рука об руку к жрецу, величавому Лиадро Годрео, в полном церемониальном облачении застывшему на невысоком постаменте у подножия статуи Аума в храме. Никто из присутствующих не мог оторвать от молодой пары глаз, до того триумфально смотрелись юность и красота. Пара достигла половины пути, оканчивавшегося под раскрытыми вниз дланями Лиадро Годрео, где совсем скоро должны были оказаться маковки двух белоснежных голов, когда Мидаре заметил, что в толпе перешёптываются.

Сначала он услышал голоса поблизости, а после и увидел, как по обступившим будущих супругов кольцам людей проходит волнение, как припадают они ближе друг к другу и прикрывают рот.

— Что происходит? — взволнованно спросил Мидаре застывшего рядом мужа.

Исидо Дорто не сразу ответил, будто не расслышал вопрос, приводя своего омегу в состояние близкое к панике. Мидаре не понимал, что случилось, но Виро не заслужил новой напасти, тем более в такой важный день. Но вот Исидо ответил:

— Разве ты не видишь? Он больше не хромает.

Мидаре не сразу понял, но стоило ему проследовать взглядом за сыном, как он окаменел.

— Почему ты не сказал мне? — поражённо спросил Исидо.

Его младший сын, его сокровище с которым так жестоко обошлась судьба, больше не выглядел калекой. Он был строен и статен, вытянувшись тростинкой и плавно ступая вперёд. И не было в этот момент омеги краше Виро во всей анаке.

Исидо почувствовал, как сдавило грудь. Если бы он мог пустить слезу, то сделал бы это. За него это сделал супруг. Мидаре глядел на чудо и не мог поверить тому, что видел.

— Но он… — выдавил он и запнулся.

Виро поравнялся с местом, где замерли родители, и посмотрел на них. Улыбнулся так счастливо, как только мог. Исидо крепко сжал ладонь Мидаре, не зная, как ещё выразить одолевшее его чувство. Это было чудом. Сам великий Аум, должно быть, хотел Виро счастья, раз позволил ему излечиться.

Сын прошествовал мимо прямиком к новой судьбе, а Мидаре перевёл взгляд на статую бога, продолжая слышать шёпот поражённой толпы, заметившей невероятное преображение. Воздав молчаливую молитву, лившуюся из сердца, Мидаре сжал склянку свободной рукой. Это был знак — знак того, что великий Аум на стороне его семьи. У Мидаре всё получится, и когда Хюрем исчезнет, Лето наконец разглядит, до чего великолепен Виро, цветущий зарей молодости.

Готовый к одному из самых печальных дней своей жизни, Мидаре и подумать не мог, что будет чувствовать себя на седьмом небе, принимая искренние поздравления родных и друзей с пожеланиями счастья. Мидаре и Исидо неустанно благодарили собратьев, покидая храм, когда на город спустился первый сумрак.

Бесконечный поток тёплых слов окрасило терпкое вино из лучших погребов, пожелания превратились в тосты. На небе вспыхнули первые звёзды, гости неожиданно быстро отметили лёгкое опьянение, но разве могло быть иначе? Напитки лились рекой в славный день праздника Касты и чудесной свадьбы, отмеченной рукой самого Аума. Трагедия, прогремевшая между семьёй Дорто и прислужником Лето не омрачила событие, и после нескольких вялых попыток припомнить туманные детали ещё не остывшей смерти Толедо, длинные языки улеглись. Веселье разгоралось смехом, музыкой и танцами.

Старший субедар Карафа поднял чашу и многозначительно посмотрел на Лиадро Годрео. Тот ответил таким же продолжительным взглядом; к обоюдному удовлетворению сторон праздник вышел на славу. Никому и в голову не могло прийти, чему или, вернее сказать, кому обязан своим чудесным исцелением Виро. Самому же Виро казалось, что всё это сон.