Касты. Истоки неравенства в XXI веке

Вначале Обама предпринял символические шаги по преодолению расового разрыва. Он провел «пивной саммит» с Генри Луи Гейтсом-младшим и офицером, который арестовал Гейтса, когда тот пытался проникнуть в свой дом недалеко от Гарварда, созвав саммит после того, как подняли шум из-за его комментариев о том, что полиция «поступила глупо», арестовав профессора Гарварда. Когда был убит Трейвон Мартин, Обама заметил, что, если бы у него был сын, он выглядел бы как Трейвон. Но даже на эти доброжелательные жесты кастовая система ответила возмущением, и рейтинг его одобрения упал. Оппозиционная партия твердо сопротивлялась многим его амбициям и кандидатам, снова и снова закрывая правительство, отказываясь утвердить или даже рассмотреть кандидатуру Меррика Гарланда в Верховный суд.

Кастовая система обездвижила президента своими кандалами, подобными тем, что все чаще надевались теперь на укладываемых лицом вниз на тротуар афроамериканцев в распространяющихся по сети роликах. Эта система, похоже, напоминала всем о раз и навсегда установленном порядке вещей и, в частности, давала понять низшей касте, что, как бы там ни перетасовывался актерский состав пьесы, иерархическая структура так и останется незыблемой.

Парадокс касты же состоял в том, что, как показывают исследования, многие белые, по крайней мере подсознательно, об этом знали и верили, что кастовая система будет держать под контролем первого чернокожего президента и подчиненную касту, с которой он стал ассоциироваться. Как бы глубоко ни возмущались некоторые люди чернокожим человеком, председательствующим в Овальном кабинете, «большинство белых в Соединенных Штатах не были в подавляющем большинстве обеспокоены тем, – пишет Джардина, – что Обама предпочтет чернокожих своей собственной группе»[411].

Таким образом, в рамках параметров, в которых он был вынужден маневрировать, он добился большего прогресса в достижении нейтральных в расовом отношении целей. Так, ему удалось модернизировать государственную систему здравоохранения и запустить работу по таким вопросам, как изменение климата, чистая энергия, однополые браки, реформа приговоров и расследования жестокости полиции – все те вопросы, что игнорировали предыдущие администрации в своих попытках вывести страну из рецессии.

Но достижения тех, кто, по общепринятому мнению, вышел за рамки положенных им по рождению полномочий, часто только вызывают еще большее негодование, в данном случае – тремор недовольства среди тех, кто чувствует себя затмеваемым самим существованием личностей подобного масштаба.

«Любое потрясение во Вселенной ужасно, – однажды написал Джеймс Болдуин, – потому что глубоко подрывает чувство собственной реальности»[412].

Вот почему президентство Обамы и его высокие рейтинги одобрения «маскировали скрытое беспокойство по поводу изменений, затронувших нашу нацию», по словам Джардина. «Оно скрывало волну сопротивления мультикультурализму и растущую негативную реакцию на растущую же иммиграцию»[413].

В ноябре 2012 года, на следующий день после того, как первый чернокожий президент был переизбран на второй срок, Раш Лимбо, ведущий консервативного ток-шоу на радио, вышел в эфир с обращенной к слушателям жалобой. «Прошлой ночью я лег спать, думая, что нас большинство, – сказал Лимбо. – Прошлой ночью я лег спать с мыслью, что мы потеряли страну. Я не знаю, как еще это можно воспринимать»[414].

В тот же день обеспокоенный шестидесятичетырехлетний мужчина из Южной Флориды предпринял самый экстремальный поступок, какой только можно себе представить. По данным полиции, в преддверии выборов Генри Гамильтон, владелец солярия в Ки-Уэсте, сказал друзьям: «Если Барака переизберут, я вас покину»[415]. Он сдержал свое слово. Его тело было найдено в его кондоминиуме через полтора дня после того, как поступили отчеты. В столовой обнаружились два пустых флакончика из-под таблеток. Рядом с ним лежала написанная от руки записка с требованием не приводить его в чувство и проклятиями в адрес недавно переизбранного президента.

Глава 26 Поворотный момент и возрождение касты

В последние дни 2015 года влиятельное собрание политических инсайдеров в Вашингтоне ждало наступления Нового года. Это был канун сезона выборов, который еще до своего начала представлялся всем судьбоносным. Всякий раз, приезжая в Вашингтон на официальное мероприятие, я чувствовала себя не в своей тарелке, и поэтому меня тянуло к Гвен Айфилл, которую я знала много лет и с которой уже некоторое время не имела возможности увидеться. Еще в те дни, когда мы работали в «Нью-Йорк таймс», я была писателем-публицистом, рассказывающим об обычных людях, в то время как она, обладая острым политическим чутьем, имела дело с государственной верхушкой.

Я подошла прямо к ней.

– Итак, – начал я, – о чем ты думаешь?