Ката - дочь конунга

Маше оставалось только сочувственно гладить ее по тыльной стороне ладони.

В это время вошла Ката.

— Ну, поздорову, боярыня, — весело произнесла она, — как ты, голубушка? Вскорости ли порадуешь? Батюшка ваш уже извелся весь, не ест не пьет, молится за тебя!

Анна вымученно улыбнулась. Она знала об отношениях Каты и Светозара, и считала супругу посадника своему мужу сестрой.

— А что это у вас такая духота?! — Ката осмотрелась, — и темень, хоть глаз выколи! Ну-ка, откройте окна, да пошире, а то уморите свою боярыню!

Повитуха забормотала, что боярыня сама простудится и ребенка застудит, но Ката и слушать не стала. Открыли ставни, впустив вместе с ярким светом и прохладный ноябрьский воздух.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнула Ката, — а то будто не встречаем, а провожаем!

Процесс оказался долгим. День долго тянулся, пока не перешел в вечер, а вечер в ночь. Боярыня, сначала просто постанывающая, теперь кричала в голос, пугая Машу. Повитуха кружила вокруг, время от времени прося женщину раздвинуть колени. Наконец она что-то увидела, о чем шепотом сообщила Кате. Похоже и вправду происходило что-то плохое, потому что Ката, побледнев, вышла из спальни, провожаемая тревожными взглядами, и вернулась не одна, а со старым лекарем, проживавшем в Готском дворе. За ними вошел и Светозар. Маша ахнула, глянув на бывшего возлюбленного. Бледный, с темными глазами вокруг глаз, он ринулся к постели жены, встал на оба колена. Анна улыбнулась ему потрескавшимися губами.

— Что ты, государь мой, всполошился?

Светозар гладил жену по растрепанным волосам и что-то шептал ей на ухо. Анна отвечала так же тихо, и вообще, они вели себя так, словно были в комнате одни.

Бабки, ошарашенные появлением в комнате роженицы постороннего мужчины, зашушукались. Выждав вежливую паузу, и дав супругам успокоить друг друга, лекарь пристально осмотрел живот боярыни, долго заглядывал в глаза и выщупывал пульс. Потом попросил таз воды, вымыл руки и наклонился над роженицей. Боярыня закричала, заставив всех вздрогнуть. Светозар метнулся было к жене, но Ката перехватила его, удерживая. Лекарь поднялся, на его руках была кровь.

— Она не родит сама, — произнес он с акцентом, глядя на Светозара, — ребенок застрял в утробе. Надо вытаскивать, иначе погубим и мать и ребенка.

— Ну так вытаскивай! — закричал Светозар, — если с ней что-то случится, я тебе голову снесу!

— На все воля господа, боярин, — с достоинством ответил лекарь, не испугавшись угроз, — я сделаю все, что могу.

Он открыл сумку и достал сверток. Развернув инструменты на столе, лекарь некоторое время беззвучно шевелил губами, очевидно прося у бога сил помочь несчастной, потом взял в руки тонкий острый нож.

— Надо резать, — сообщил он, — ребенок сам не найдет выход.

— Как — резать?! — споткнулся Светозар, — зачем резать?! Так доставай!

— Естественным путем ребенок не выйдет, — еще раз пояснил лекарь, если не резать, оба умрут!

— А если резать?! — страшным шепотом уточнил Светозар.

— Тогда, возможно, спасем дитя, — ответил лекарь.

— А боярыня?

Маша слышала, как дрожит голос сильного мужчины. Он уже знал исход, но продолжал надеяться.

— Ей поможет только молитва, — сказал лекарь, — молись, боярин, лучше молись за свою жену.

— Я запрещаю резать! — Светозар кинулся к Анне, — голубушка, сама справишься, давай, поднатужься.

Анна отвела взгляд от мужа и поманила к себе лекаря.

— Режьте, — прошептала она.

— Нет! — вскинулся Светозар, — нет! Я запрещаю!

Ката подскочила к страдающему другу, обхватила его за плечи, потянула вон из горницы.

— Маша, — позвала боярыня.

Маша наклонилась над ней.

— Помоги ему, — прошептала Анна, — и моим детям. Не оставляй моих детей! Ты обещала!

Маша закивала. Ее подбородок дрожал от сдерживаемых рыданий, глаза щипало.

Лекарь достал из сумки склянку, накапал в бокал с водой несколько капель коричневой жидкости, протянул Анне выпить. Через несколько минут роженица закрыла глаза.

Маша не хотела смотреть на это все. Ей казалось, что вот сейчас, как в фильмах ужасов, она услышит треск раздираемой плоти. Ее трясло как в лихорадке.

Но все прошло быстро и тихо. Лекарь знал свое дело. Когда закричал младенец, толпа старух ахнула, все дружно заговорили, закрестились. Маша повернулась — в окровавленных руках доктора висело маленькое синеватое тельце. Ребенок истошно кричал. Повитуха перехватила новорожденного, завернула в кусок ткани, выбежала из комнаты. Лекарь еще копошился, потом разогнул спину, вытер пот со лба сгибом локтя.

— Скажи боярину, боярыня преставилась, — произнес он, глядя на Машу.

Она замотала головой. Нет, это невозможно. И не будет она этого говорить! Почему она? Зачем вообще она здесь?!

Выбежав из спальни, Маша побежала куда глаза глядят. Вылетев в гостевую горницу, она столкнулась с Катой, державшей младенца и толпой детей. Тут же был и Ратибор. Они все уставились на Машу, ожидая, что она скажет, и только Ката, взглянув с надеждой и увидев помертвевшее Машино лицо, печально прикрыла глаза.

— Где боярин? — хрипло спросила Маша.

45