Похоронили боярыню Анну в родовой усыпальнице. В холоде ноября все воспринималось еще горше, было ощущение, что вместе с этой жизнерадостной женщиной ушло все добро мира. Последующие дни Маша помнила как во сне. Как-то все навалилось, дом нужно было вести, а расстроенные слуги видели в ней преемницу. Анна сделала все, чтобы до ее ухода Машу запомнили. На следующий день после похорон, когда Маше больше всего хотелось спрятаться где-нибудь в чуланчике и переосмыслить свое нынешнее положение, в комнату к ней со стуком вошла ключница. Она много чего говорила, и из ее бессвязного потока, перемежающегося всхлипами и сморканиями, Маша поняла, что Анна велела, если вдруг что, обращаться к ней, Маше, и не тревожить боярина. Маша ударилась в панику. Что она может знать о ведении огромного дома?! Сейчас, как она поняла, вопрос стоял в том, что готовить на завтрак и покупать ли ткани на новую одежду. Кое-как разобравшись с этим, Маша попросила найти Пламену. Та прибежала мгновенно, такая же как все — с красными глазами и носом, но все же державшая себя в руках.
— Мне нужно навестить Кату… Ну, то есть боярыню Ладожскую, — протараторила Маша. Она спустилась с высокой перины, Пламена подскочила с одеждой. Маша никак не могла привыкнуть, что тут не дают одеваться самой, но послушно подставляла себя под аккуратные руки служанки. — Вели возок запрягать, поеду…
— Матушка, — Пламена первый раз ее назвала так, до этого, в основном, именовала "боярышней", как и все, отказываясь звать Машу просто по имени, — нельзя сейчас ехать, боярыня всегда сама во главе стола сидела, и надо слугам указания дать, а то разбалуются!
— Но я не боярыня! — раздраженно выкрикнула Маша и тут же осеклась, видя, как вздрогнула девушка, — прости… Я не знаю, что мне делать, нужно посоветоваться!
— Так ты, боярышня, пошли гонца! — сообразила Пламена.
Точно, гонцы же есть! Маша потерла висок, который уже с утра начинал ныть.
— Хорошо, пошлите гонца, пусть попросит боярыню Катерину Владимировну приехать.
Пламена разгладила на ней невидимые складки, усадила на табурет и уложила волосы. Обычно она просто плела косу, а сегодня уложила ее вокруг головы, покрыла белоснежным платком расшитым мелким бисером и прикрепила сзади что-то вроде фаты. Наряд получился очень торжественный.
— Ты, матушка, теперь за хозяйку, — пояснила Пламена, — так боярыня распорядилась, негоже простоволосой ходить, не будут люди девку слушать.
С тяжелым сердцем шла она в столовую горницу. Войдя, увидела знакомые лица, понурые и осунувшиеся. Подумав, она все же села на свое обычное место, не рискнув занять стулец покойницы. Вздрагивая каждый раз, когда скрипела входная дверь, Маша поглядывала на пустующее место Светозара, ожидая, что он вот-вот появится. Но, Светозар так и не пришел, и завтрак закончился в печальной тишине.
Мальчишки близнецы нашли утешение в единении, Ратибор, как и отец, предпочитал печалиться в одиночестве, хотя и пришел на трапезу, и только малыш Богдан не мог еще контролировать свои эмоции, и рыдал, уткнувшись ей в подол, отталкивая няньку, которая пыталась увести его из зала.
— Оставь его, — тихо попросила Маша и обняла мальчика. Она присела на лавку, посадила мальчишку на колени, поглаживая его, икающего и всхлипывающего, по влажной макушке.
— А государыня теперь к боженьке ушла? — спрашивал мальчик.
Маша кивала.
— Будет теперь с боженькой и ангелами жить?
И на это Маша соглашалась. Несомненно, если был где-то там боженька, то Анна должна была быть где-то рядом.
— А ты теперь будешь новая боярыня? — спросил Богдан и Маша уставилась на него изумленно.
Она вообще не понимала, как ее затянуло в водоворот этого дома с его обитателями и почему она вдруг оказалась во главе огромного механизма, которым должна была управлять. Очевидно, боярыня Анна провела огромную работу, раз ее приняли беспрекословно. Это было странно.
— Нет, малыш, — Маша улыбнулась мальчику, — я просто… — она не договорила, спустила ребенка с колен, — ну, ступай.
Не зная, куда себя деть, она оделась с помощью Пламены, и вышла во двор. Здесь была территория мужчин, но и тут ей кланялись. Маше было ужасно некомфортно, будто она села на чужое место. Подошел старый тиун, работавший домоправителем еще со времен, когда был жив отец Светозара. Похоже и он не сомневался в ее полномочиях, потому что доложил, что боярин уехал в детинец, ему же велел приглядывать за домом. Маша восприняла его слова так, что если что-то нужно, старик все порешает.
Когда приехала Ката, Маша уже изнемогала. Будто бы все начало рушиться, и она должна была удержать это разваливающееся хозяйство своими руками. Ката быстро оценила масштаб, позвала старших со двора, из кухни и ключницу, заведующую кладовой, расспросила обо всем. Похоже, ничего экстраординарного, кроме падения морального духа у слуг, не случилось, и она отпустила работниц.
— Я не смогу! — сказала Маша.
— Сможешь! — строгим голосом ответила Ката, — ты нужна всем им!