Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи

Протасов принялся отдавать распоряжения, а журналисты, оставшись без присмотра, повскакивали со своих мест и хлынули к заднему стеклу, то есть к нам. В тесноте салона возникла давка: иностранцы, расталкивая друг друга, пытались сделать кадр получше, а мы, оказавшиеся у них на пути, старались оттеснить огрызающуюся на разных языках толпу. Прикасаться к иностранным гражданам было категорически запрещено, но данная ситуация создавала для военного персонала опасность, а это развязывало руки. Внезапно, один из гражданских, кажется, американец, попытался проскользнуть между Ивановым и сержантом, попутно двинув первого локтем прямо под каску. Это была ошибка: напуганные люди способны на многое, особенно, когда их трясёт крупная дрожь ужаса. Иванову моментально сорвало башню. Подхватив автомат, он двинул наседающего американца стволом в грудь, попутно огрев прикладом подвернувшуюся под руку полячку. Каска отлетела в сторону, из разбитого носа светловолосой девушки ручьём хлынула кровь, несколько капель которой попало прямиком мне на щеку. Словно во сне, я провёл по лицу ладонью и поднёс к глазам пальцы, не понимая толком, моя это кровь или чья-то ещё. Ор гражданских усилился, налитые яростью глаза буравили нас, фотоаппараты щелкали с утроенной силой, стараясь запечатлеть получше осатаневших солдат и сползающую на пол журналистку. Сзади послышался лязг передёрнутого затвора…

– ОТСТАВИТЬ! – взревел Штыков, отталкивая от себя представителя Германии. – ОТСТАВИТЬ!

В гущу событий устремился переводчик, наконец-то пришедший в себя. То на одном, то на другом языке он уговаривал прессу вернуться на свои места, но видимого эффекта это не приносило.

Вид крови и вопли сержанта слегка остудили прессу, так что паника вскоре улеглась бы, но тут дал о себе знать придурочный старший лейтенант, который не придумал ничего лучше, чем пальнуть в потолок из своего пистолета. В бронированный потолок, который, само собой, дал рикошет…

В тесноте автобуса выстрел больше напоминал взрыв гранаты. Запах сгоревшего пороха тут же заполнил салон, пассажиры мигом попадали на пол. Когда они более или менее пришли в себя, то увидели белого, как мел, Протасова, с всё ещё поднятым к потолку громоздким АПСом⁶⁴, и лежащую лицом вниз светловолосую журналистку. Вокруг её головы разлилась лужа крови, а на затылке виднелось маленькое пулевое отверстие.

– Как же это… как же… – бессвязно бормотал офицер, не отрывая взгляда от безжизненного тела.

– Трындец… – выругался раскрасневшийся Иванов, опуская автомат.