Каталог оккультных услуг

До Ферн Куинн Суини всегда встречался с хорошими девочками. У них были связанные в хвост блестящие волосы и ровные зубы. Они выросли в приличных семьях и мечтали о розовых платьях для выпускного и длинных белых лимузинах. Рядом с такими девчонками он задыхался, раздираемый мужскими желаниями и приличным воспитанием, потому что боялся прикоснуться к ним, боялся попросить прикоснуться и боялся задавать вопросы, чтобы случайно не оскорбить их. Ни одна из этих хороших девочек ни разу не залезала на него, не спрашивала: «Чего ты хочешь?» – и не шептала: «Расскажи, как доставить тебе удовольствие», – щекоча горячим дыханием ухо.

Три дня Куинн и Ферн провели в Башне, запершись в спальне, полностью поглощенные губами, руками, пальцами и языками друг друга. В те редкие минуты, когда Ферн позволяла Куинну поспать, она гладила пальцами его красивое лицо, как будто помечая территорию.

Но три дня прошли, и Куинн Суини ушел. Как и все остальные до него. Когда они увиделись в следующий раз, единственным знаком того, что между ними что-то произошло, служил багряный румянец на щеках Куинна.

Куинн Суини уехал с острова сразу после своей речи на выпускном и за пять месяцев до рождения Нор. Отучившись, он стал самую капельку успешным композитором. У него была замечательная жена – скорее добрая, чем красивая, – и он никогда не забывал послать матери подарок ко дню рождения. И, как и все остальные отцы до него, Куинн Суини никогда не признавал, что однажды зачал ребенка с дочерью Блэкберн.

Проклятие Роны Блэкберн было непробиваемым щитом, и, как бы Ферн ни лезла вон из кожи, она никак не могла его одолеть. Много лет Куинн Суини оставался слеп к ее очарованию. Но история всегда повторяется, порой – самым смешным и страшным образом. Ужасная правда была в том, что Ферн влюбилась в Куинна и отчаянно желала вызвать в нем ответное чувство. Так женщина рода Блэкберн вновь обратилась к черной магии.

Когда Нор было девять, Ферн снова вытащила ее на крышу магазинчика Мэдж. Неестественно яркие звезды горели желтым на ее коже. Ферн смотрела на океан, окружающий их маленький островок, и звала его по имени. Она звала снова и снова, пока ее землистая кожа не засветилась на холоде лиловым.

Нор сжалась в комок, закрыла руками уши и смотрела, как мать вырезает его имя на своей коже, как некогда сделала Рона, надеясь, что кровавое жертвоприношение добавит заклинаниям силы.

Нор смотрела, как кровь ее матери медленно течет по крыше и останавливается. Ослабленная и проигравшая, Ферн сползла на землю, и дрожащая Нор облегченно выдохнула. Быть может, теперь это безумие наконец закончится. Но тут Ферн посмотрела на нее – просверлила ее взглядом, – и по ее изможденному лицу расползлась ужасная улыбка.

– Зачем я лью лишь свою кровь, – задумалась она вслух, – если могу пролить твою?

Нор закричала от боли: с тыльной стороны ее ладоней начала слоями лезть кожа. Из-под ногтей и из уголков глаз засочилась кровь. Нор принялась лихорадочно вытирать лицо, но только размазывала кровь по щекам. Кожа на ее запястьях и локтях начала рваться, как у трещащей по швам лоскутной куклы.

«Я умираю», – подумала Нор. Ее горло заволокла липкая пленка, и стало тяжело дышать. Небытие окутало ее, как саван. Она смутно различила стук ног Мэдж, которая, спотыкаясь, поднималась на крышу, и ее мольбы оставить Нор в покое. И потом, когда Нор уже уверилась, что мать никогда не остановится и что она вот-вот неминуемо умрет, Ферн вдруг упала без движения.

Нор судорожно вдохнула свежий воздух. Мэдж сорвала с себя свитер и прижала его к ранам Нор. По шерсти расползлось алое пятно. Крыша под ними была мокрой и липкой от крови, и Нор не могла сказать, чья это кровь – ее или матери. В тот миг мир Нор, казалось, состоял из одних только крови и боли.

Вега отнес потерявшую сознание Ферн на диван в подсобке, и она проспала три дня подряд. Все остальные несли над ней стражу, а Нор потихоньку поправлялась, лежа в безопасности в своем чуланчике. Ее кожа постепенно вновь становилась единым целым, так что в конце концов остались только бледно-розовые шрамы на локтях и запястьях. А еще – воспоминание о том, как ее пыталась принести в жертву собственная мать. Нор впервые задумалась, сколько боли Ферн готова причинить другим, чтобы достичь своего. Она задумалась, не наслаждается ли мать чужой болью.

А потом, ранним утром третьего дня…

Нор проснулась от грохота в соседней комнате. Затем дверь в чулан распахнулась, и она вскрикнула. В чулан ворвалась ее мать, с безумными глазами и ужасающим видом, и принялась швырять в потрепанную старую сумку одежду.

Нор наблюдала за ней в ошеломленном молчании.

– Что ты делаешь? – осмелилась спросить она.

Помедлив, она подошла к сумке и неловко попыталась уложить накиданные как попало вещи поаккуратнее. Ферн оттолкнула ее руки.

– Наконец сработало, – прошипела она, – я заставила его вернуться за мной, – и захлопнула сумку.