Катастрофа

И вот, к радости почти всех жителей Гатчины, белые вышибли большевиков. Несчастный Яша Файнштейн выполнил обещание. Он пришел на базар, влез на воз капусты, очень долго и яростно проклинал Бога, всех царей, буржуев и капиталистов.

Солдаты его схватили, повезли в Приоратский парк. По дороге он продолжал ругаться. В парке его расстреляли.

У Яши была мать. Она рассказала, что ее сын — душевнобольной. Год назад его лечили в клинике Кащенко в Сиворицах.

И Куприн закончил вопросом:

— Интересно, первый коммунист — не был ли он больным?

— Зачем же такое предпочтение коммунистам? — улыбнулся Бунин. — Вся «революционная» братия — это потенциальные пациенты клиники Кащенко. Маниакально уверовали в бредовые идеи и прут к ним с неистребимой страстью. Вспомните всех этих Азефов, Гершуни, Богровых, Желябовых или ту же Брешковскую — разве их можно считать нормальными? И Авксентьев с Черновым не много лучше — образованней, манишки свежие— а суть та же, полный сумбур в голове.

— Бурцев, разоблачивший Азефа, и сейчас в Париже, говорят, картотеку на провокаторов составляет, — заметил Толстой. — Ведь этот Евно Азеф — едва ли не главное лицо в партии эсеров, 16 лет работал на Охранное отделение! Кстати, после февраля семнадцатого года Михаил Осоргин получил доступ к архиву охранки. Он утверждает: члены революционных партий охотно шли в доносчики, даже за небольшую плату. Нередки были такие партии, где число осведомителей составляло три четверти от всех членов. Веселый народец! Большевики, понятно, исключением не Гнили.

Куприн усмехнулся:

— Вот было бы забавное чтение, если в «Последних новостях» опубликовать!

Бунин поддержал:

— Боюсь, что многие нынешние революционеры тут же потеряли бы свои авторитеты! Кстати, Бурцев еще в Петербурге рассказывал мне о своей сенсационной встрече с Азефом летом двенадцатого года.

Толстой оживился:

— Как же, как же! Все газеты тогда печатали статьи о том, как предатель исповедался перед Бурцевым. Иван Алексеевич, что нам Владимир Львович рассказывал?

— Напомню, что после своего разоблачения Азеф бежал. Эсеры, убедившись, что он выдавал их товарищей, будучи в то же время руководителем этой боевой партии, приговорили его к смертной казни. Три года они его пытались отыскать. Все усилия были тщетными. И вдруг Бурцев получает сведения от своего агента, что Азеф живет во Франкфурте.

Владимир Львович отправляет ему письмо: «Хочу вас видеть… Приеду один».

Азеф соглашается. Назначает место и время встречи. Бурцев вовремя является. Дело происходит в кафе. Лютые враги смотрят друг другу в глаза и от волнения немеют. Азеф позже признался, что был уверен: Бурцев его убьет.

— И зачем же тогда его понесло на свидание? — удивился Куприн.

— Азеф объяснил: «Я не хочу умереть, не рассказав правды о моем деле. Я сделаю это для детей. Они должны знать, кем был их отец и почему он так действовал».

— Себя, конечно, считал героем?

— Безусловно! Еще Лев Николаевич писал, что любой преступник или публичная девка всегда находят оправдание своим поступкам. Если они сумеют осудить свои деяния, то рано или поздно они перестанут их совершать.

И вот целых три дня провокатор и его разоблачитель почти не расставались друг с другом. Азеф рассказывал, как он из идейного и честного революционера и главы боевой организации превратился в предателя.

Далее Бунин стал изображать Азефа толстопузым, самодовольным, говорящим хриплым голосом:

«Да, не скрываю, я выдавал товарищей из организации. А как же? Это было нужно для высших целей. Ведь каждый из них, вступая в нашу организацию, уже почти обрекал себя на гибель. И когда я посылал их на жертвенное заклание, они тоже служили нашему делу — освобождению трудящихся».

«Что вы имеете в виду?» — строго спрашивает Бурцев.

Толстой с Куприным невольно улыбнулись. Так ловко Бунин изобразил маленького сутулого и ядовитого «Дон-Кихота русской революции», как называли Бурцева газеты.

Бунин продолжал великолепно разыгрывать роли:

«Я скорблю об их прекрасных жизнях. Но пусть мои товарищи спокойно спят в земле сырой. Выдавая их полиции, я в то же время организовывал убийства ненавистного Плеве, царского отпрыска великого князя Сергея Александровича, покушение на самого Николая Кровавого».

После этого Бунин стал рассказывать от своего лица:

— Бурцев с Азефом официанту заказ сделали. Разоблачитель взял бифштекс, предатель, отправивший на виселицу немало людей, глотал пустой картофель.

«Я вегетарианец, — скромно опустил он глаза. — Стыдно поедать трупы животных. Барашек тоже хочет жить».

Вскоре два врага мирно пожали друг другу руки: борьба, по их мнению, закончилась. Вничью. Горы трупов? Тысячи исковерканных судеб? Революционеры о жертвах не думают.

Чуть прежде легко впорхнувшая в гостиную воздушная и насмешливая Тэффи вступила в разговор: