«Бурцев напоминает, что начиная с мая 1917 года он формально обвинял Ленина и его многочисленных друзей — Троцкого, Зиновьева и Раковского в сношении с неприятелем и в измене России. Правительство Керенского, пишет Бурцев, осталось глухим к моим обвинениям, давая большевикам возможность продолжать их дело измены. Бурцев заявляет, что он всегда имел полную уверенность в том, что Ленин во время войны поддерживал сношения с Германией… Во время последней поездки в Берлин лицо, занимающее в Германии высокое положение и игравшее во время войны значительную роль, категорически подтвердило убеждение Бурцева в том, что Ленин состоял на службе у Германии и получал от нее деньги. Бурцев пишет: „Я утверждаю, что начиная с августа 1914 года и в сравнительно короткое время немцы передали лично Ленину 70 миллионов марок для организации большевистской агитации в союзных странах. Конференции в Циммервальде и Кентале, которые сыграли такую отрицательную роль в международном социалистическом движении, были организованы Лениным на германские деньги и при помощи германского Генерального штаба. В течение 1915 и 1916 годов Ленин много раз посещал тайком германское посольство в Берне, где агенты Генерального штаба вручали ему деньги и давали инструкции для его дальнейших действий“» (варшавская газета «Свобода», 5 октября 1920 г.).
Войска Врангеля отступали к роковой черте — Крыму.
Сорокадвухлетний барон с 11 мая 1920 года стал главкомом русской армии. Лихой наездник, бесстрашно ходивший в первых рядах нападающих на вражеские редуты, успел отличиться еще в войне с японцами. В 1910 году он с блеском окончил Академию Генерального штаба. В Первую мировую получил чин генерал-майора и под свое начало — кавалерийский корпус.
Уже во время Гражданской войны с присущей ему горячностью готов был провести земельную реформу, отобрать землю у помещиков и всю ее передать крестьянам. Склонен был значительно сократить чиновничий аппарат России. Врангель убеждал окружающих:
— Чиновники — страшная беда для России, все равно что саранча для урожая. Чиновники не только поглощают уйму средств, но своими амбициями и бюрократическими структурами, порой похожими на непроходимые болота, засасывают многие полезные дела и начинания.
Высокая стройная фигура Врангеля в черной черкеске весьма напоминала лихого джигита, каким он и был по своей сущности, не только в стратегии, но и в политике. Его несколько странное, удлиненное лицо словно со светящимися волчьими глазами производило сильное впечатление. Во всем: в манере говорить, в нервных и решительных жестах, в повелительном громовом тоне — чувствовался сильный и властный человек.
Ему вечно не хватало времени, он спал по три, по четыре часа в сутки. Врангель очаровывал всех, с кем сталкивался, простотой обращения, ласковой лукавой улыбкой и любовью к России.
— Куда там разным Англиям со всеми их колониями! — уверенно говорил барон. — Богатства наших недр неисчислимы, земли плодородны, а народ, народ какой! Господь, создавая русских, устроил себе пиршество: и трудолюбивы, и умны, и сильны! — И добавлял при этом: — Только правители должны быть достойны такого народа! А с этим у нас не всегда было ладно. Чаще — очень плохо.
Николая Александровича он не любил, считая его безвольным и недалеким. Но чтил его монаршее предназначение.
Как покажет ближайшее будущее, барон и сам оказался далеко не безупречным стратегом и политиком.
— В рядах белых — раздор и шатание, — говорил Врангель. — Надо замириться с Лениным, сохранив при этом южнорусскую государственность. Затем собрать силы и ударить по кремлевским жидомасонам.
В октябре двадцатого года Петр Николаевич развернул боевые действия с целью вывести войска за Днепр, вновь овладеть Одессой и установить связь с Польшей — на Правобережной Украине.
Пилсудский отказался воевать с большевиками, однако позволил Борису Савинкову сформировать на своей территории 3-ю русскую армию. Она насчитывала до 80 тысяч человек. Грозная сила!
Но белые дрогнули под ударами большевиков, наступавших в Северной Таврии. Врангель не сумел организовать отпор. Он отступил к последней черте — на Крымский полуостров.
Когда эшелоны врангелевских войск переходили через Перекопский перешеек и Сивашский мост, в Севастополе наблюдалось праздничное оживление. Сюда съехались представители торгово-промышленных и финансовых учреждений. Некоторые прибыли даже из Лондона, Парижа и Константинополя.
В ожидании прихода большевиков все чувствовали себя весьма неуютно. Хотелось не обсуждать экономические проблемы, а подхватиться и бежать на раздутых парусах.
Но вот, стуча каблуками по паркету, в проходе зала появился Врангель. Собравшиеся зачем-то устроили ему овацию. Взойдя на сцену, Врангель грозно поднял кулак и крикнул громовым голосом, словно командовал кавалерийским полком: