Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Друзья! Не теряйте мужества! Мы отступили, это отступление вызвано стратегическими соображениями! Нельзя держать столь растянутую линию фронта против врагов, намного превосходящих своей численностью. Но подступы к Крыму — броня. Большевики сломают о нее зубы. Слава великой России!

Торговопромышленники крикнули «ура!» и, вполне успокоенные, стали обсуждать очередные реформы.

* * *

Двадцать четвертого октября газеты опубликовали беседу с генералом Слащевым — тоже весьма успокаивающую, как настойка валерьянки: «Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования ни живой силы, ни технических средств для их преодоления не хватит… По вполне понятным причинам я не могу сообщить, что сделано за этот год по укреплению Крыма, но если в прошлом году горсть бойцов удерживала крымские позиции, то теперь, при наличии громадной армии, войска всей красной Совдепии не страшны Крыму. Замерзание Сиваша, которого, как я слышал, боится население, ни с какой стороны не может мешать обороне Крыма и лишь в крайнем случае вызовет увеличение численности войск за счет резервов. Но последние, как я уже говорил, настолько велики у нас, что армия сможет отдохнуть за зиму и набраться новых сил».

Все это оказалось, увы, обычным российским бахвальством!

Прошло всего четыре (!) дня, и Врангель подписал указ об эвакуации из Крыма. Не сумев дать большевикам отпор, генералы употребили свои стратегические таланты на организацию бегства.

Этот разгром на всех произвел ошеломляющее впечатление — так он был неожидан.

4

Когда Бунин вернулся после очередной прогулки по Булонскому лесу, Вера Николаевна, встретившая мужа в прихожей, радостно произнесла:

— Ян, а у нас гость дорогой — Оболенский, князь Владимир Андреевич!

Оболенский, уроженец Петербурга, был на год старше Ивана Алексеевича. Когда-то их познакомил на одном из банкетов в петербургском ресторане «Вена» академик Овсянико-Куликовский.

Князь сразу же понравился Бунину. Весь вечер они рассказывали друг другу о себе. Выяснилось: у них не только много общих друзей, но много общего и в судьбах.

Как у Бунина, отец Оболенского был весьма колоритной фигурой. Он учился в училище правоведения вместе со знаменитым К. П. Победоносцевым и дружил с ним, хотя не разделял его политических взглядов. Ближе Андрею Васильевичу были его приятели — славянофилы Аксаковы, Киреевские, Кошелев. Отец служил в Калуге, где участвовал в реформе 1861 года и заслужил репутацию нелестную — «крайнего либерала». Был предан и другой пагубной страсти — карточной. Последняя стоила ему дороже либерализма — он проиграл почти все свое немалое состояние.

Так что среди богатых Оболенских юный Вова считался бедным родственником.

Проигравшись, отец вскоре умер. Он легкомысленно оставил вдову и сына один на один с суровой прозой жизни. Владимир поступил в Петербургский университет, где был учеником Д. И. Менделеева и П. Ф. Лесгафта. (Последний был большим оригиналом. Он завещал родному учебному заведению… собственный скелет. Оный по всем правилам был в котле выварен, скреплен проволокой в суставах и представлен для всеобщего обозрения.)

От отца все же осталось некое наследство духовное: неуемная жажда общественной жизни. Владимир Андреевич стал членом I Государственной думы. В вышедшей в издательстве И. Д. Сытина книжечке, посвященной «портретам и биографиям» участников этого народного представительства, читаем: «Князь Оболенский Владимир Андреевич. Родился в 1869 г. Образование получил в частной гимназии Гуревича и в СПб. университете. Служил в министерстве земледелия (1883 г.). Земский статистик Псковского и Орловского земств (1896 г.). Гласный Таврического губернского собрания и бывший член губернской управы».

И у Бунина отец проиграл большое состояние в карты, и смолоду Иван Алексеевич тоже служил в Орловском земстве и тоже статистиком. Более того, именно в Орле в 1891 году вышла его первая книга — «Стихотворения», напечатанная в типографии газеты «Орловский вестник», в которой молодой Бунин служил с осени 1889 года. Был кем попросят — корректором, автором передовых статей, театральным критиком.

* * *

И вот теперь Владимир Андреевич порывисто обнял давнего друга. Они пили водку, вспоминали Россию.

— Как все-таки произошло крушение Белой армии? — допытывался Бунин.

Оболенский неопределенно пожал плечами:

— В октябре, в канун нашего панического отступления, я побывал у Врангеля. Я высказал сомнение в прочности нашей позиции: «Петр Николаевич, допустим, Крым неприступен. Но выдержит ли армия длительную осаду? Ведь в Северной Таврии погибли запасы провианта, а Крым не в состоянии прокормить двухсоттысячную когорту. К тому же ей просто грозит полное разложение…» «Нет, я имею точные сведения, что наших запасов вполне хватит до марта», — возразил Врангель.

Бунин удивился:

— Как же так? Ведь я сам читал в газетах более поздние заявления Врангеля, что он и не собирался якобы защищать Крым, в его задачу входила успешная эвакуация армии из Крыма.

Оболенский горестно вздохнул: