Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Конечно! Ведь ни у какого другого народа большевики не прижились бы, никакая хитрость не помогла. Какой самый любимый лозунг у манек и ванек? Тот, который выдвинул господин Ленин: «Грабь награбленное!» Я вообще преклоняюсь перед этим человеком — тонкий политик, прекрасный знаток психологии толпы. Его призыв с восторгом подхватили миллионы наших соотечественников — грабили все, что могли. Что было не нужно — книги, скажем, картины, — сжигали. Ведь вы, Иван Алексеевич, сами рассказывали, что у вас в поместье крестьяне ощипали павлинов и те носились окровавленные…

— Поместья у меня не было и павлинов тоже…

— А разве не вы красочно изображали жестокость и дикость российского мужика? Я ведь читал вашу «Деревню»…

— Невнимательно читали. Я никогда народ не принимал за единородную массу. В любой стране рядом с высоким соседствует низкое. Сейчас французские газеты пишут про некоего Ландрю — маньяка, который убивал своих сожительниц, — Рауля Синюю Бороду перещеголял. Так что, по нему о всех французах судить?

— И все-таки…

— Если и воспользовались политики доверчивостью народа, позволили разгуляться всяким негодяям, то народ своими страданиями искупил свой грех.

В этот момент показался изящно одетый, стройный человек. Это был Маклаков. Он приподнял модное канотье, поклонился:

— Там, где собираются два русских интеллигента, тут же возникает спор. И конечно, политический?

— На сей раз вы, Василий Алексеевич, не ошиблись. Милости просим к нашему роскошному столу.

Бунин с большой симпатией относился к этому приятному человеку. Присяжный поверенный, как и многие другие российские политики, помещик, депутат трех последних Государственных дум, член ЦК единственной партии, к которой Бунин относился без неприязни, — кадетской. Но главным достоинством Маклакова было, на взгляд Бунина, то, что его любил и отличал сам Лев Николаевич, был с ним в переписке. Более того, Маклаков частенько гостил в Ясной Поляне.

— Так о чем спорим?

Савинков вкратце объяснил суть диспута и поинтересовался:

— А ваше мнение, Василий Алексеевич?

Деликатный, мягкий характером, Маклаков улыбнулся:

— В августе девятого года я приехал в Ясную Поляну, за обеденным столом собралось более двух десятков человек. Лев Николаевич попросил уже после ужина винегрета. Софья Андреевна и Татьяна Львовна восстали против этого.

Я редко видел Толстого таким возмущенным.

«Как вы смеете внушать мне, что есть, а чего не есть? Держите ваши мнения при себе, а меня не поучайте. Хотя бы своим возрастом я заслужил право на то, чтобы иметь собственное мнение».

Вот и вы, господа, вполне достойны руководствоваться собственным мнением. Если позволите, я вместе с вами выпью чашечку кофе с рюмкой коньяку. Эй, гарсон!

И немного позже Маклаков произнес с расстановкой:

— Теперь нельзя бросить камнем в русский народ. Русский народ — распят. Надо быть милосердным.

— Лучше не скажешь! — Бунин с чувством пожал Маклакову руку. — Да, Василий Алексеевич, нельзя бранить того, кто несет крестные муки.

3

Как-то к Бунину заглянул Алданов. Он держал небольшого формата книжицу.

— Когда я писал свою книгу «Ленин» — на французском языке, то, естественно, собирал всевозможные биографические материалы. Но вот только сегодня в «Доме русской книги» мне предоставили вот этот шедевр. — И Алданов протянул книжку Бунину.

Тот раскрыл ее: автор — Г. Зиновьев. И название опуса — «Н. Ленин. Владимир Ильич Ульянов. Очерки жизни и деятельности. Петроград, 1918».

— Ценный труд, — Бунин саркастически улыбнулся. — А почему у Ленина инициал «Н»?

— Это его стойкий псевдоним. Думаю, что это первая вышедшая отдельным изданием биография большевистского вождя. Зиновьев положил в ее основу свою речь в сентябре восемнадцатого года. И тут же отпечатал массовым тиражом. Вы полистайте внимательней, много интересного обнаружите.

Едва Бунин углубился в созерцание этого труда, как его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Ну и подлец Гришка Зиновьев! Мало того что издал подхалимскую биографию Ленина, он ее посвятил всего-навсего «дорогой Надежде Константиновне»!

Начав читать, Бунин уже не мог оторваться, то и дело вскрикивая:

— Вот это преподнес! Ай да сукин сын Зиновьев! Ну, проходимец, совсем совесть потерял. Чей хлеб ест, того и песенку поет! — Он рассмеялся. — Вера! Иди сюда, повеселимся вместе. Вот какие коленца Гришка Зиновьев выкидывает: «Каждый пролетарий знает, что Ленин — вождь, Ленин — это апостол мирового коммунизма. (Аплодисменты.) …Мы, ученики, последователи Ленина, мы можем прямо и открыто сказать: да, мы стремимся к тому, чтобы хоть немного походить на этого пламенного трибуна международного коммунизма, на величайшего вождя и апостола социалистической революции, какого-либо знал мир. Да здравствует же товарищ Ленин! (Бурные аплодисменты.)» Да, действительно бурные, долго не смолкающие аплодисменты! — Бунин похлопал в ладоши. — Зиновьевская биография, этот чудесный труд, многое говорящий и о том, кто написал его, и о том, кому он посвящен. У нормального человека эти неумеренные восхваления должны вызывать отвращение.