Читаем Катастрофа. Бунин. Роковые годы полностью

На первой «Среде» читали рассказы Михаил Цетлин и Толстой. Все дружно рассмеялись, когда после выступления Алексея Николаевича Буковецкий сказал:

— Вы читаете так, точно причастие подаете…

Иван Наживин тряс руку Бунину и со слезами искреннего смирения произносил:

— Простите, милый Иван Алексеевич, что прежде хаял я вас повсеместно, можно сказать, ненавидел. Все от нашей крестьянской серости. Имени вашего слышать не мог. Все считал, что вы крестьянство наше зазря ругаете. А теперь читаю вашу «Деревню» и дивлюсь: как это вы, городской барин, правильно видели наши неустройства, а я, крестьянин природный, от сохи отъятый, не зрел!.. Сожгли односельчане, ироды окаянные, избу мою, говорят, что я нехристь, коли с отлученным от церкви Толстым познался. Это поп-пьяница, собака гнусная, подучил их.

* * *

Пришло известие, что Колчака назначили Верховным главнокомандующим.

В порту спекулянты перекупали у иностранных моряков ящики, даже не вскрывая их. Знали, что продадут содержимое, каким бы оно ни оказалось, во много раз дороже.

Видать, эти коммерсанты вдохновили Аверченко написать рассказ об одесситах, торговавших «сахарным диабетом»:

«— Тогда я вам скажу, что вы, Гендельман, не идиот, нет. Вы больше, чем идиот! Вы… вы… я прямо даже не знаю, что вы! Вы — максимум! Вы — форменный мизерабль! Вы знаете, что такое диабет, который есть у Канторовича „сколько угодно“? Это сахарная болезнь.

— Что вы говорите? Почему же вы сказали, что весь диабет проходит через ваши руки?

— А… Если я еще час поговорю с таким дураком, то через меня пройдет не только диабет, а и холера, чума и все вообще, что я сейчас желаю на вашу голову…»

В газете появился фельетон Дон-Аминадо:


Хлеб наш насущный даждь нам днесь,Только настоящий, а не смесь…


* * *

По вечерам, как обычно, собирались вместе — Буковецкий, Нилус, иногда заходил врач Иван Степанович Назаров, супруги Толстые и Цетлины, еще кто-нибудь.

Разговоры о литературе все чаще стали съезжать на политику. Иван Алексеевич предсказал:

— Через двадцать пять лет евреи утеряют силу, зато будущее будет принадлежать японцам, русским и немцам.

— А англичане тоже будут в хвосте? — спросила Вера.

— Ну, и англичане будут в хвосте, вообще только тот народ силен, который религиозен, и евреи по существу своей религии не религиозны. Религия, как и поэзия, должна идти от земли, а у евреев все абстракция. Иегова их — абстрактен. В религии необходимо, познав плоть, отрешиться от нее…

Одиннадцатого февраля к Буниным зашел журналист Александр Яблоновский, в середине января приехавший из Киева. Выпил водки и, тяжко вздыхая, рассказывал:

— Из Киева ехали в вагонах с разбитыми окнами и дверями, с пробитой крышей. Стоило много денег… Несколько раз нас вытаскивали из вагонов. Некоторые миллионеры платили за купе шестьдесят тысяч рублей. В одно из таких купе ворвались красногвардейцы. На глазах мужа они насиловали его жену и пятнадцатилетнюю дочь. В Киеве двенадцать дней не прекращалась стрельба… Петлюровцы, солдаты, подали протест, что их обманули и не дали им Киева на три дня для разграбления, как было обещано и как бывало в старину… Словно времена Тамерлана вернулись!

* * *

Жизнь тем временем становилась все беспросветней. Вера продолжала добросовестно вести дневник:

«Холодно и на дворе, и в комнатах… У большинства дров уже нет. Хлеба тоже нет» (13 февраля).

«Опять у нас хотят реквизировать комнаты» (20 февраля).

Записи делал порой и сам Иван Алексеевич:

Перейти на страницу:

Похожие книги