Катастрофа (не) случится? Тревога и что с ней делать

– Хорошо, ты только не кричи. Здесь нельзя кричать, слишком далеко слышно. Что у вас за лагерь? И что ты сделала с моими вещами? – он вернулся в лежачее положение, стараясь не злить своих спасительниц.

– Они сохнут возле костра. Ты насквозь промок, а еще вывихнул ногу. Я вставила ее на место и перемотала, но опираться на нее пока не стоит. И еще у тебя была разбита голова – я промыла рану и перевязала ее с целебными травами. Но голова еще может кружиться. Думаю, у тебя сильное сотрясение.

– Ты спасла меня? – попытался улыбнуться он.

– Это все ради дочери, ради Кью, она очень просила. Но если ты не расскажешь, кто ты и что тебе нужно в этих краях, или причинишь нам вред, я не думая ни минуты тут же тебя убью, – для пущей убедительности Хо подняла заготовленный ею заранее большой камень.

Эн улыбнулся, глубоко вздохнул, закашлялся и, стараясь не сильно шевелиться, чтобы не пугать женщину, начал рассказывать свою историю. Бежать уже было некуда: земля не проваливалась под ним, засасывая в мутную трясину, а держала, давая вожделенную опору его ногам, спине, голове и шее. Он чувствовал, как каждая его мышца расслабляется и тяжелеет, опираясь на надежную почву; ощущал пружинистость мха, небольшие камни под лопаткой, какой-то куст, щекочущий ему щеку. Он может просто лежать, слушать уютный треск костра, смотреть на звездное небо и рассказывать свою историю.

* * *

Хо поймали на краже рыбы на пятый день. Она, как всегда на протяжении уже многих лет, вместе с другими женщинами лагеря ловила рыбу в Большом ручье. Четыре дня ей удавалось отвлекать рыбачек и припрятывать несколько рыбин в кустах. Когда все уходили на обед, туда прибегала Кью, забирала улов и уносила его к Эн. Но в тот день, показывая другим, как прыгает рыба в воде, и одновременно рассказывая очередную шутку (которая давалась ей с трудом – шутить она особенно не умела), Хо не заметила, что Баста, стоящая поодаль и давно пристально наблюдавшая за ней, не проследила за ее правой рукой, указывающей на реку, как это сделали остальные, а смотрела на то, как Хо резким движением бросает скользкую рыбину не в общую сетку, а в кусты.

– Моя дочь недоедает, – упрямо твердила женщина на разбирательстве, устроенном на всеобщем собрании лагеря. – Она ребенок, и она растет, ей нужно больше еды, чем нам, взрослым людям.

Возле главного шалаша горел костер, а вокруг него сидели тридцать шесть женщин разного возраста. Отблески огня выхватывали из наступающей темноты широкие, истертые и не всегда чистые юбки, темные волосы, седые головы, сгорбленные спины, вязаные платки, красные от постоянного воздействия воды руки, опущенные плечи и изношенную обувь.

Хо стояла около костра со связанными руками, будто преступница. Кража или утаивание еды всегда сурово карались: могли высечь, побить камнями, прижечь бедро, заставить охотиться, завалить дополнительной тяжелой работой. Все зависело от решения главы лагеря Витч – высокой, крепкой женщины средних лет с мощными плечами и ровными, гладкими и блестящими черными волосами, доходящими до плеч. Точно Клеопатра – всплывала иногда в сознании Хо картинка то ли из фильма, то ли из учебника истории. Возможно, потому, что та еще носила что-то типа тоги из старой, местами потертой велюровой красной шторы.

Обсуждение затягивалось. Лагерь разделился во мнениях. Многие любили Хо за добрый нрав и помощь, которую та оказывала почти незаметно, наблюдая за всеми вокруг и отмечая множество мелочей: для одной всегда сорвет подорожник, если заметит ранку на ноге, другой поможет поднести тяжелую поклажу, если увидит, что та хватается за больную спину, для третьей быстро сама сварит отвар, не обращаясь к Ви, чтобы отпустила боль в животе. И, конечно, часть женщин очень любили Кью, которая была единственным ребенком в лагере – веселой любопытной птичкой и отрадой в их тяжелой жизни.

Но у Хо были и враги: те, что с момента появления ее в лагере – глубоко беременной и изможденной, желали ей только сдохнуть, ну или хотя бы мучиться до конца дней своих за то, что она посмела сделать то, что в лагере считалось наивысшим грехом – быть с мужчиной, да еще и родить от него ребенка. Кью очень повезло родиться девочкой. За то, чтобы оставить ее в живых после рождения, на общем голосовании оказалось всего на два голоса больше. Если бы на свет появился мальчик, то никаких шансов выжить у него бы не было.

Хо понимала, что в итоге все будет зависеть от Витч. Все эти обсуждения и голосования – уже давно лишь видимость «демократии» в их лагере и просто изжившая себя традиция.