Катастрофа (не) случится? Тревога и что с ней делать

Когда-то, спасаясь от катастрофы, в эти леса пришла Кора, которая собрала по дороге компанию из нескольких десятков женщин. Их путь на Север был труден и страшен: их убивали, насиловали, избивали, отнимали еду, запирали, использовали как рабынь. Но в результате часть из них все же достигли безопасного места, где они смогли поселиться. За время жизни здесь появились жесткие правила, которые никто не смел обсуждать или пересматривать. Одно из этих правил касалось мужчин – они должны были быть уничтожены сразу же после обнаружения. Трудный опыт каждой из жительниц лагеря закрепил в сознании: любой мужчина опасен. Даже если в начале он кажется любезным, желающим помочь, то потом он использует тебя или убьет. Другого после катастрофы не бывало.

Другое правило касалось женщин с иным, нежели карие, цветом глаз. По странному стечению обстоятельств, во времена правления Коры все беды, склоки, предательства, опасности и угрозы для жизни лагеря исходили от женщин с другим цветом глаз. Заметив эту закономерность, Кора выгнала всех, даже ни в чем не виновных светлоглазых женщин из лагеря, приняв закон о том, что в лагере могут жить только женщины с карим цветом глаз.

Хо вспомнила, как почти в обморочном испуге вглядывалась в глаза своей новорожденной дочки, но та родилась кареглазой, благополучно миновав этап новорожденной синевы. Кора тогда, по сути, и отстояла Хо, разрешив ей остаться и убедив жительниц лагеря в том, что беременная достаточно молода и сильна и если сможет разродиться в этих условиях, значит, вынослива и будет хорошим работником. И, конечно, Кора понимала, что с Хо у них проблем не будет: та всегда будет подчиняться любым порядкам, ведь у нее вот-вот появится дополнительная ценность – ребенок, ради которого она сделает все, что от нее потребуют.

Кора умерла от тяжелой болезни через год после того, как Хо пришла в эти места. Через два месяца после этого по неизвестной причине умерла близкая подруга Коры Вэн, которой досталось правление лагерем, – она просто не проснулась утром. Еще через месяц умерла следующая глава лагеря – Фос, почему-то отравившись грибами, которые ели все. После этого решили избирать только молодых и крепких, и с тех пор относительно молодая Витч восседала возле костра на «троне» – кресле, сплетенном из веток. Такие умела делать только Фос, из размоченных в особом растворе и сплетенных толстых прутьев черемухи и веток деревьев. Но она успела сделать только одно, которое и стало «троном» главы лагеря.

Хо никогда не могла понять отношения Витч: временами та назначала Хо или Кью незаслуженно жесткие наказания. В основном они получали их за нарушение «комендантского часа» – летом Кью было не удержать в лагере в положенное время, а мать поначалу не могла не бросаться искать дочку по всему лесу, призывая ее совой. Но временами Витч почему-то прощала ей проступки и пострашнее: когда Хо отказывалась, например, уходить на работу, если Кью болела, или воровала из общей кладовой запасы сухих ягод и трав по весне, когда думала, что дочь слабеет или ей совсем не хватает витаминов. Никто из женщин не имел права иметь личные запасы: личные шалаши всегда инспектировались на предмет заначек, все должно быть только общее, распределяться поровну или по решению собрания.

Поэтому Хо, стоя у костра, со страхом ждала своей участи, тем более что Баста лютовала – вскакивала со своего бревна и изрыгала в ее сторону проклятия, убеждая женщин в том, что Хо что-то скрывает, и от нее надо во что бы то ни стало добиться правды.

– Если ты скажешь, зачем тебе столько рыбы, ты не будешь наказана, – Витч смотрела на нее холодно и как будто бы не испытывая по поводу этого инцидента никаких сильных чувств.

– Я же сказала, дочке нужно…

– Не ври! – чуть не завизжала Баста, – твой выкормыш ненавидит рыбу! Ее ж выворачивает каждый раз, когда она ее чистит!

– Она ненавидит, да, но я ее заставляю. Ведь если она не будет ее есть, она не сможет пережить зиму, – Хо старалась звучать убедительно, но чувствовала, что ей верят не все.

– Хорошо, не хочешь рассказывать, – медленно проговорила «Клеопатра», – значит будешь сидеть в погребе, пока не скажешь. Баста, ты на охране. На этом все.

– Но как же… я не могу в погребе, у меня же ребенок! Я не могу оставить ее одну! – от страха за Кью у Хо подкосились ноги, и она чуть не упала.

– Твоя дочь не одна, она с нами. И уж мы за ней присмотрим, можешь не волноваться. Она же член лагеря, и значит наша, а не твоя собственность. Уводи. – Витч дала знак Басте, и та со злорадством больно ткнула Хо в спину.

* * *

Эн снова начал видеть сны. Пока он жил за периметром, ему никогда ничего не снилось. Обычно он еле заползал в барак – страшно уставший после изнурительной работы, голодный и временами избитый охраной (те могли бить ни за что, просто потому, что были не в духе) – ложился на нары, и сознание отключалось. Он просто падал в какой-то мрак, темноту, переставал ощущать ноющее тело и вечно сосущую боль в животе.