Катастрофа (не) случится? Тревога и что с ней делать

До катастрофы все они могли оставаться вечными детьми, мечтающими о светлом будущем, которое уготовил заботливый боженька только для них. И даже через какое-то время после случившегося они все равно не могли поверить в то, что жизнь изменилась окончательно. Они пытались выживать среди людей, убегающих от радиации больших городов, добывать и сохранять еду, скрываться от мародеров, банд, а потом и тех, кто сначала уговорами и подкупом загонял людей в резервации, убеждая, что там о них позаботятся. А потом настали совсем другие времена. В один из весенних дней Сап ушел за едой и не вернулся, а в ее животе маленькая Кью требовала воздуха, еды и движения.

Хо повернулась еще раз, и тоска из-за невозможности обнять худенькое плечо дочери снова захлестнула ее. Захотелось плакать, но, вероятно, она разучилась. Последний раз плакала, когда мама не пустила ее ночевать к подруге. Они, конечно, долго планировали эту тусовку, столько всего напридумывали, должно было быть так круто, но…

Неужели из-за такой глупости она когда-то могла плакать? То была совсем другая жизнь, в которой о ней заботились, а она не понимала, насколько это бесценно. Жизнь, в которой опасными считались совсем другие вещи: мама сердилась на беспорядок в ее комнате, боялась, что подруга научит Хо курить. Но того, что произошло на самом деле, родители не могли бы увидеть и в самом страшном сне.

Хорошо, что в момент катастрофы родители погибли моментально – в тот день они поехали в столицу на сельскохозяйственную выставку и оказались в самом эпицентре взрыва. Они не узнали, каково это – выживать после того, как нарушился весь мировой порядок, и все, чему взрослые прежде учили детей, оказалось совсем неважно. А важного – убивать, чтобы не убили тебя – этого они не умели совсем. От мыслей об освобождающей и почти вожделенной смерти Хо удерживал только жуткий страх оставить в этом мире своего ребенка. Совсем одного.

Как там справляется ее мышонок? Кто за ней присматривает? Хорошо бы Белая Кая – именно к ней всегда бежит дочь, когда Хо начинает отмахиваться от ее бесконечных вопросов. Кая ее не обидит и без еды не оставит. А вдруг дочь вырвется из-под опеки и убежит в лес, к этому непонятному Эн, чтобы предупредить его о том, что рыбы больше не будет? С нее станется! Ее выследят, и тогда… От этой мысли Хо бросило в жар: она хорошо знала свою дочь – та непременно окажется там, где ей совсем не надо быть.

А что если Эн заберет ее с собой? Уведет, когда решит двигаться дальше? Маленькие девочки наверняка сейчас в большой цене. Вдруг прямо сейчас, пока она сидит здесь за то, что помогала ему прийти в себя, вылечиться и восстановиться, он забирает у нее самое ценное? За маленькую девочку можно было получить хоть еду, хоть лекарства, хоть оружие. Хо яростно вцепилась в камень, который притворял вход в погреб, пытаясь его сдвинуть, и что есть мочи заорала.

– Что орешь? – отодвинув камень, Баста тут же врезала ей от плеча коротким хуком. Хо схватилась за челюсть и осела.

– Не закрывай! Я кое-что знаю! Я должна рассказать.

* * *

Пока они пробирались по лесу к шалашу Эн, Хо как будто пришла в себя, опомнилась и засомневалась: что же она делает? Они ведь убьют его в тот самый миг, как увидят. Баста взяла свое самое любимое копье и, улыбаясь, шла за Хо, держа ее под прицелом. Позади двигались еще двое – верные ученицы, тоже с копьями, которые хотели доказать старшей, что не зря учила. Зачем она им рассказала, зачем? Они еще не знают, что она выхаживала и лечила его. Хо сказала, что просто нашла умирающего и решила покормить его рыбой. Она вдруг резко остановилась и очень громко сказала:

– Послушай, Баста, я не совсем помню, где оставила его. Ты же знаешь, я не очень хорошо ориентируюсь в лесу.

– Тихо! Разоралась. Тебя за километры слышно, – прошипела охотница. – Зато выкормыш твой хорошо ориентируется, предлагаешь нам ее взять с собой? Иди уже, ты сама сказала, что он возле большого камня.

– Черт! – через какое-то время опять как можно громче вскрикнула Хо, – я подвернула ногу, как больно!

И тут же ее догнала очередная затрещина.

– Ну-ка поднялась, сука, пасть свою закрыла! Еще раз взвизгнешь, проткну тебя на хрен, а собранию скажу, что сама напоролась! Выкормыша твоего выгоним к волкам, знатный у них будет обед…

Когда они подошли к камню, то увидели лишь примятый мох, разбросанные палки от шалаша и… кусочек ткани в розовую клеточку, застрявший в кустах. Баста злобно сверкнула глазами:

– Спугнули птичку. Но мы же знаем, где ее искать, правда? – и подцепила розовую клеточку своим копьем.

Кью в лагере не оказалось. Белая Кая рыдала возле их шалаша и в сотый раз рассказывала, что от малышки весь день не отлучалась, а потом та упросила ее пойти по ягоды, чтобы собрать ее норму. Вот и пошли, потом Кая чуть отвернулась на какой-то скрип, а малышки и след простыл. Кая с трудом потом нашла дорогу в лагерь. Но Кью же вернется, если, конечно, сама не заблудится, ведь ушли они тогда, кажется, довольно далеко.