– Ты не веришь мне, Кью? Не доверяешь? Это правильно. Ты – молодец. Нельзя доверять вот так сразу. Люди могут быть разными – с виду добренькими, а внутри хотеть причинить тебе зло или просто использовать. Ты ведь всего лишь наивный ребенок. Что я могу сделать, чтобы ты поверила мне хотя бы немного больше? – Эн держал ее за руки, боясь, что она вот-вот сорвется и убежит.
– Расскажи, откуда у тебя этот страшный шрам на шее, и скажи, как мы можем спасти маму, – Кью смотрела на него требовательно, без обычной полуулыбки. Прядь ее темных волос выбилась из косичек и почти закрывала глаза, тело было напряжено, маленькие ручки похолодели. Она была похожа на олененка, готового сорваться с места и убежать в чащу в тот самый миг, когда он отпустит ее руки.
Баста, конечно же, никому не доверила слежку за шалашом Хо. Будучи хорошей охотницей, она умела сидеть в засаде.
Почему мелкая вызывала в ней столько разных чувств? Ей казалось ужасно несправедливым, что у той как будто особое положение: она единственная, кого кормили просто так, пока первые полгода после рождения выкормыша она не могла работать. Ее, конечно, заставили чистить посуду, плести корзины и сети, но она, самая молодая в лагере, была освобождена от тяжелой работы, чтобы, видите ли, не пропало молоко.
Ей и выкормышу временами сходили с рук разные нарушения правил, пока на общем собрании Баста не потребовала, чтобы к девчонке относились строже – как и ко всем другим членам лагеря, иначе она развалит здесь всю дисциплину. Или, шатаясь по лесам, приведет в лагерь мародеров.
Баста выросла на окраине маленького умирающего городка, в котором закрыли выработавший себя карьер, и видела лишь бедность, тоску, серо-бурую пыль, оседающую на окнах, и несчастных женщин, щедро раздающих своим детям подзатыльники. Потом рядом вроде бы нашли другую руду и хотели начать разработку, но кто-то убил прежнего хозяина, который хоть и платил рабочим крохи, но все-таки платил. Новый же лишь кормил обещаниями, и в ожидании работы мужчины города сидели в барах, пропивая и без того немногочисленные накопления.
Басту в городе не любили. Дети ее сторонились: с девчонками она не водилась сама, потому что их нюни и дурацкие игры были ей страшно скучны и раздражали, а мальчишки либо избегали ее, либо люто дрались, если приходилось делить территорию. Она пыталась контролировать район, который считала своим – до крайних домов возле начала моста. Парни с соседней улицы считали иначе, и стычки происходили с завидной регулярностью.
Басте удавалось выстоять в драках даже одной против семерых. Доставалось, конечно, ей крепко, но зато навыки боя всеми подручными материалами были у нее что надо. А уж когда она нашла нож с кнопочкой и выскакивающим лезвием, которым вначале от неожиданности порезала себе палец, желающих сразиться с ней в драке сильно поубавилось, и пацанье напрашивалось на разборку, лишь сильно обкурившись или выпив.
Про тюрьму она узнала случайно. Когда ей было пятнадцать, мать, выдав ей совсем немного денег и дурацкое новое чистенькое платье, которое она потом удачно променяла на удобные, хоть и не новые мужские штаны, отправила ее из дома со словами:
– Иди ищи работу, где хочешь. Мне вас всех не прокормить. И папашу своего, пропойцу, забирай с собой. Так хоть, может, младших вытяну.
Папашу она, конечно, не забрала: зачем он ей сдался? Но, помыкавшись несколько лет по хуторам, деревням и вокзалам, она как-то услышала про бунт в тюрьме – голосящая тетка, упиваясь водкой в вокзальном буфете, оплакивала работавшую и погибшую там сестру. Она и рассказала Басте, на каком автобусе можно добраться до тюрьмы. Но потом опомнилась, уговаривала забыть, выбросить из головы эту глупую затею.
Вот так, лет в восемнадцать-девятнадцать, кто их считал тогда, года эти, она оказалась в тюрьме, где ее радостно взяли, потому что никто из местных в тюрьме работать не хотел. На вид она была значительно взрослее своих лет, и документов никто не спросил. Так у нее появились работа, питание, проживание, и зажила она распрекрасно – как никогда раньше. И если бы не катастрофа, все в ее жизни было бы просто замечательно.
Удивительно, что мелкая, зайдя в шалаш, так и сидела в нем, не пытаясь бежать и спасать своего драгоценного выкормыша. Что-то задумала, видимо. Надо ждать. Что-что, а ждать Баста умела. Вдруг она услышала щебет птицы – не настоящий щебет, сымитированный. Хорошо получалось, очень похоже, но ее, охотницу, не надуришь. Из шалаша показалась мелкая – она огляделась и стала пробираться в ту сторону, откуда доносился звук. Ну вот и попались. Баста криво улыбнулась и неслышно двинулась следом.