Катя

— Да, папа. Отец моего ребенка обменял ту однокомнатную на вот эту нам с мамой и сыном квартиру. Кто он, я не скажу без его разрешения.

— Значит, ты содержанка?

— Нет. Я жена. Я сама не захотела оформить брак. Меня пока все устраивает. Он хороший муж и отец.

— Он живет с вами?

— В основном, да. У него есть квартира, но она принадлежит его дочери.

— Катя, сказать, что я расстроен, это ничего не сказать. Позволишь зайти к вам домой?

— Конечно, пиши адрес.

Он достал блокнот и записал адрес и телефон.

— А твоя мать, она как относится к этому?

— Я взрослая девочка, папа.

Отец смотрел исподлобья.

— Мама, — раздался голос ребенка, — вон мой папа идет.

Малыш радостно побежал к идущему по аллее мужчине.

— Ну, вот и познакомишься. — произнесла я, глядя себе под ноги.

— С Корецким? — удивленно, с насмешкой произнес отец, — Нет, Катя, не сегодня. Я должен переварить информацию.

— Только не говори никому, даже своей жене.

— Да, конечно. Тут гордиться не приходится. Я позвоню и зайду, ты не думай.

Он встал с лавочки и ушел.

Я осталась в полной растерянности. Если бы кто-то знал, что творилось у меня в душе в это время. Я так давно не видела отца. Не говорила с ним, я так скучала по нему всегда, ждала, надеялась на понимание и любовь. Неужели нас с ним ничего не связывает? Как это тяжело, ведь он мой отец.

— Добрый вечер, родная, — руки моего мужчины легли мне на талию, а губы прильнули к моей щеке.

— Привет, я скучала.

— Я пришел. Катенька, с кем ты разговаривала?

— С отцом. Мы так давно не виделись, я растерялась даже. И он понял, что Сашенька твой сын. Прости.

— За что, милая? Вы с Сашей главное в моей жизни, я горжусь тем, что вы у меня есть. Тебе было неудобно перед отцом?

— Нет. Просто он тоже врач в прошлом, вдруг скажет кому?

— Ты хочешь, чтобы я еще раз попросил твоей руки? Так решение только за тобой.

— Нет, Саша. Ты и так у меня есть. Как и я у тебя. Тебе мало?

— Больше, чем я мог рассчитывать. Кушать хочу, Катя. Ты сегодня ушла с работы в четыре. Готовила?

— Мама готовила, пойдем домой. Саша, сынок, пойдем домой, папа кушать хочет.

— Я тоже хочу.

— Ты же ел?

— Я с папой хочу, я как папа.

Они рассмеялись и отправились домой, взявшись за руки.

«Почему мне так хорошо и спокойно с ним? — думала я, слушая храп мужа. — Почему так комфортно и свободно? Его присутствие дает ощущение умиротворения. У меня никогда ни с кем в жизни не было такого чувства защищенности. Это и есть счастье. Вот. Я сама нашла определение своему состоянию. Я счастлива. Потому что любима таким человеком и потому что люблю. Просто люблю без всяких условий и обязательств. Боже, как хорошо! Спасибо!»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Часть 19

Вот уже несколько дней мой мужчина сам не свой. Он орет на всех, на работе и дома. Я молчу, я понимаю. Мама нет. Она старается везде вставить свои три копейки, зачем, почему — ей не важно. Важно ему возразить, сделать замечание, показать, кто в доме хозяин, но ведь не она, понятно же, а все надо показать свое «я». А я волнуюсь, сегодня он взял билет и собирается лететь в США. В Бостон. Руководитель Любы позвонил к нему на работу и сообщил, что она подсела на мет. Александр Валерьевич взбесился, орал, матерился, ругался. Это было нечто. Меня вызвала Галя и сказала, что если я не предприму что-нибудь, у него будет инфаркт. Я отправила на операцию другого врача и пошла к нему. Он рыдал. Я никогда не видела его таким, хотя видела всяким. Это безумие длилось довольно долго, а может, мне так показалось. Я пыталась уговорить его, что все поправимо, что ее можно вылечить, что в данный момент он думает о чем угодно, только не о дочери, что надо привезти ее в Москву, а тут они вместе справятся, а он говорил о рухнувших надеждах, о том, что она гений, но теперь всё, все усилия насмарку, что он так старался, что делал для неё всё, а она как мать.

Дальше я услышала всё о его прежней жене. Он говорил о ней, как резал, и я поняла, что он безумно любил ее, а она того не стоила. Она его предала. Что я должна была ему ответить, что он своими руками загубил Любу? Кто я такая, чтобы судить его за это? Я, женщина, отобравшая у дочери отца! Могу ли я судить? Нет! Никогда! Могу ли я помочь? Да, и ему, в первую очередь, и ей. Ей всего семнадцать, она ребенок. Пусть гениальный, но ребенок. Я вспомнила, как она плакала, когда уезжала. Я тогда обняла ее, просила прекратить, а она боялась, что уедет и теперь никогда уже не встретит своего мальчика. Она его любила, вернее, не его, а свою мечту, то, ради чего она жила, ради чего держалась на плаву, потому что свято верила в любовь, в понимание и взаимопонимание.