Кикимора. Чур, я расскажу! Я всё видала! Что было! Ужас! Знаешь, смерть-то его где была запрятана? Был дуб.. . Катя. А под дубом сундук.
Кикимора. Не мешай. В сундуке заяц… Лисичкин. А в зайце…
Кикимора (кричит). Чего они перебивают! (Акулине.) Скажи им!
Акулина Ивановна. Не перебивайте. Пусть рассказывает.
Кикимора. А в зайце — булавка.
Катя (возмущенно). Какая булавка! Во-первых, не булавка, а иголка, а во-вторых, не иголка, а утка. А в-третьи,х…
Акулина Ивановна. А в-третьих, молчи, Кики. Все, кроме тебя, знают: в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — иголка, а в иголке Кощеева смерть.
Катя. Можно мне? И вот, Василисочка, понимаешь, Иван-царевич приехал, сломал иголку…
Кикимора. А Кощей — вот так, вот так-и покатился!
Василиса. И нет Кощея?
Все. И нет!
Василиса. И я свободна?
Все. Да!
Акулина Ивановна. Ай, ай, ай! Пятьсот лет не прошло, а она уж меня узнавать не хочет!
Василиса. Бабушка!
Акулина Ивановна (всхлипывая). Забыла бабушку. . . (Обнимаются.)
Василиса (всхлипывая). Я тебя, бабушка, не забыла. Я тебя, бабушка, пятьсот лет каждый день вспоминала. Я тебе, бабушка, вот что… (Вынимает из кармана тончайшее, сверкающее, шитое цветами и травами покрывало. С поклоном подносит Акулине Ивановне.)
Акулина Ивановна. Скатерть-самобранка или рукоделье?
Василиса. Рукоделье. Прости, немножко не дошила. Сто лет назад нитки кончились.
Она взмахивает покрывалом — оно оказывается огромным, — встряхивает его — и вырастают цветы и травы, скрывая всё, как прежде скрывали дворец колючие заросли.
Появляется Надежда Филипповна.
Надежда Филипповна. А вот интересно: если я сейчас сяду и закрою глаза.. . Я этого ещё не пробовала. Окажусь я в библиотеке или не окажусь? (Садится и закрывает глаза.) Раз, два, три, четыре, пять… ну, шесть. (Открывает глаза.) Не оказалась.
Вдруг неизвестно откуда донеслась музыка кадрили — старинного деревенского танца. Она раздавалась очень близко: из-за высоких трав и цветов.
Надежда Филипповна бросилась туда, раздвинула руками цветущую стену, которая легко расступилась на обе стороны, и увидела зрелище, от которого она окаменела.
Странные существа, хохоча и держась за руки, танцевали кадриль. Самое невероятное было то, что рядом неизвестно с кем плясали школьница Катя и уборщица Акулина Ивановна! Мало того amp;apos; Выше всех прыгал Лисичкин, у него были не только рыжие усы, но и хобот! Косматое существо, не то медведь, не то филин, выкрикивало непонятные слова.
— Премье! — вскричало оно, и пары понеслись навстречу друг другу.
Все плясали, кто как хотел.
Акулина Ивановна плясала с Катей, Лисичкин — с той самой сумасшедшей, которую Надежда Филипповна недавно встретила в развалинах, а какая-то красавица в кокошнике — с дирижёром.
— Дуазье! — вскричал Филин — Медведь, и кавалеры поменялись дамами. Лисичкин схватил за руку красавицу, Филин -Акулину Ивановну, а Катя понеслась с сумасшедшей.
— Труазье! — веселился Медведь, и все пары, хохоча, перепутались. Надежда Филипповна взялась за голову и отступила. Травы и цветы сомкнулись, закрыв танцующих, и только тихая музыка кадрили доносилась издали.