Катька – пограничная собака

Из люка, следом за дымовым облаком показался Соболь, — на ошалевшем лице были только лёгкие пороховые царапины, зато окровавленные руки и залитая кровью спецодежда являли собой устрашающее зрелище. Сначала он получил от ротного по полной программе, а потом уже рассказал, как было дело. По инструкции при зарядке ленты для пушки положено было использовать машинку Ракова, чем чаще всего пренебрегали, — соединяли ленты, подбивая другим снарядом. В этот раз у Гены снаряда под рукой не оказалось, поэтому он взял молоток (и где он только его нашёл?!)… Что потом произошло, — он не понял и сам… В первые секунды после взрыва Генку поразила стоящая вокруг звенящая тишина, — его основательно оглушило, клубы белого густого дыма заполнили всё вокруг. Подняв голову вверх, он увидел освещенный заходящими лучами солнца открытый люк, не сразу осознав, что это такое, и почему-то сразу вспомнился кадр из фильмов: умирающий видит свет в конце тоннеля. Опущенный взгляд зафиксировал залитые кровью колени и руки. Следующее, что пришло в голову Генке: он тщательно пересчитал растопыренные пальцы, — все десять оказались на месте. Вспомнились рассказы и напутствия дембелей: ничего не поднимать с земли, если не хочешь остаться калекой, — имели место немало случаев мин-ловушек, изготовленных в виде авторучек или фонариков. Когда Гена слушал эти рассказы, подсознательно ловил себя на мысли: уж лучше сразу насмерть, чем калека…

Повезло наводчику трижды: ему могло оторвать или серьёзно покалечить руку, если бы он не держался за «краба»; гильзу разорвало на противоположной от него стороне; сам снаряд не взорвался, его так и не смогли потом найти. Поэтому отделался Генка только в лохмотья ободранной кожей рук, которые ему перебинтовали и лечили в батальонном лазарете на 22-й нижней, — докладывать о ЧП в полк было нельзя. В лазарете лечили и заболевших гепатитом, — в кабульский госпиталь отправляли только в тяжелых случаях, с остальным батальонный врач Сергей Тришин, прозванный бойцами Таблеткой, справлялся сам. Он лечил гепатит какой-то своей разработанной смесью лекарств и витаминов, которую нужно было принимать с очень большой дозой жидкости. Патента на эту смесь никто не спрашивал, но лечение помогало. По поводу гепатита был указ командира дивизии: подразделение, в котором солдат подхватит гепатит, считается по показателям последним, а командира вполне могли отправить в Союз, — гепатит считался болезнью грязных рук. Поэтому находящийся в лазарете с гепатитом Марат Усманов стал Генке нянькой и помощником: перебинтованные и связанные накрест на груди руки не позволяли даже самостоятельно снять штаны и сходить в туалет. Для лидерского характера Соболя эта ситуация была крайне обременительна, он конфузился, на что спокойный Марат ему говорил: «А если бы со мной так, — ты бы ведь тоже мне помог?»

Этот случай надолго вразумил не склонного к выполнению инструкций москвича, да и «воспитание» ротного сделало своё дело. А разорвавшуюся гильзу показывали в качестве учебного пособия, — как делать НЕ НАДО.

Генка Соболь вообще был ярким образцом ментальности советского человека — он никакие инструкции не принимал всерьёз. Руководящие чиновники изобретали всевозможные указы и инструкции, а вся страна делала вид, что она по ним живёт. Никто не стремился с этим бороться — это было чревато неприятностями, но все знали, что любые инструкции можно обойти. Так, например, не положено было солдату срочной службы иметь свой фотоаппарат, — Генка умудрился провезти его в Афган. Офицеры об этом не знали, а если кто и догадывался, закрывали глаза, — они тоже были советскими людьми. Угрозы для безопасности страны Генка не представлял, зато сколько ребят сохранили, благодаря ему, памятных снимков о своей боевой молодости!..

Катька неодобрительно относилась к нарушителям дисциплины, но, когда какие-то нарушения проходили мимо зорких глаз начальства, солдатскую солидарность не нарушала, и на проказы молодых воинов смотрела снисходительно. Это для ротного они были бойцами, а по сути, — 19—20-летние пацаны, с нерастраченной молодой энергией, дурью и бесшабашностью юности, тоской по дому и девушкам, выливающимися в самые несуразные поступки…

Они могли среди ночи вдруг захотеть винограда, и на «слабо» отправить за ним ефрейтора Сашу Филиппова. Тот, хоть и был уже дембелем, почему-то согласился и пошёл за ним на духовский виноградник, что являлось явным нарушением дисциплины — хождение по ночам за пределами заставы было категорически запрещено. Катька, мысленно неодобрительно относясь к этой затее, всё-таки потрусила следом, — она просто обязана была это проконтролировать. Слава богу, всё прошло благополучно, — принесённый виноград был успешно съеден, а ночной поход обошёлся без последствий…