Читаем Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб полностью

После Екатеринбурга компанию американцу составил огромный мужик в тулупе. Он достал бутылку коньяка, сорвал с неё крышку зубами и разлил по стаканам. Джон отхлебнул немного из вежливости. Следом тип вынул пиво и коробку с тортом. Джон намекнул: могут быть проблемы. Мужик махнул рукой. «Был я в Москве месяц назад. Пошли мы с родственниками в Большой театр. Там Серебрянников балет поставил. Лучше бы я на кладбище сходил, и то приятнее бы время провел. А в буфете совсем другое дело. Интеллигенция хлеб с рыбой поедает и шампанским запивает. Я после этого тоже раскрепостился и живу теперь творчески, без внутренних зажимов. Ты сам попробуй», – предложил сосед, подвигая к Стюарту стакан с пивом и кусок торта. Джон не рискнул.

В Уфе сосед с широким азиатским лицом угостил американца строганиной. «Чем ближе к Японии, тем еда больше напоминает сашими», – подумал Джон. В Бурятии подсел религиовед, пишущий диссертацию «Сравнительный анализ церковных обрядов православия и реформаторской церкви», и прочитал целую лекцию о том, как далеки два разных священнодействия друг от друга. «У православных священник стоит лицом к Богу. У протестантов наоборот – лицом к пастве. И это, кстати, глубоко вшито и в политику. Русский царь отвечал за свои действия перед Господом. У протестантов священником может стать любой член общины, потому что должность выборная. А православный священник появляется словно бы ниоткуда. Семинария, ведь, – это таинственное место, всё равно что Академия ФСБ». Тема была крайне интересной, но Джону было запрещено рассказывать о своей работе. И он молчал.

Чита – Хабаровск

После Читы российские просторы потеряли форму и вытянулись в поток неосознаваемой бесконечности. Красноярск, Новосибирск, Иркутск, Благовещенск. Где-то в районе Комсомольска-на-Амуре тяжесть, вызванная обескураживающим отказом Фишмана, начала покидать душу Стюарта и медленно растворяться в стуке колес и проплывающих мимо столбах. Лампочка тревоги потухла. Страх, что он закончит как коллега, пытавшийся застрелиться во время русской рулетки, ушёл. Покой и умиротворение вошли в Стюарта. Мимо проплывали дерзкие дива природы, города с многооконными, высокими дворцами, вросшие в утёсы дерева, громоздящиеся в вышине каменные глыбы; темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющом и несметными миллионами диких роз. Блестели вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные, ясные небеса, и простирались пустынные пространства, где как точки, как значки, неприметно торчали среди равнин невысокие города, не обольщающие взора. Куда бы не смотрел Джон, какая-то непостижимая, тайная сила влекла его. Слышал он несущуюся по всей длине и ширине страны песню, что зовёт и хватает за сердце. Звуки её лобзали и стремились в душу. «Голову мою осенило облако грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит сей необъятный простор? – думал американец. – Здесь ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль!» – Джон тряхнул головой, и странная мысль ушла.

Следуя интуиции

На перроне в Хабаровске его обняла Мэри. Она приехала на пикапе и отвезла его на ферму. Дети выбежали навстречу в меховых шапках– ушанках, и сразу потащили Стюарта в конюшню. Недавно здесь появились низкорослые якутские лошадки. Американец впервые видел сибирских мохнатых пони, и с интересом узнал об их добром характере и неприхотливости. Детишки стали требовать, чтобы он оседлал одну из них, но Джон показал им на дырку в ягодице, и они отстали. Служба в ФСБ имеет свои недостатки.

Вечером, выйдя на задний двор, Стюарт засмотрелся на бесконечные снега своей Новой Родины. Несмотря на пустынность и холод, здесь ясно чувствовалось и тепло и единение. Местные жители были далеки от американских заморочек: считать свой дом своей крепостью, поднимать флаг на участке. «В России флаг более уместен на здании администрации. В этом соль и практичность данной земли», – рассуждал наш герой. В последнее время философские темы ему нравилось.

Ночь прошла в семейных радостях. А утром, когда зимнее солнце проникло сквозь шторы, он понял, что должен сделать сегодня. Полдня он ездил по хозяйственным магазинам. Потом положил покупки в пикап, добавил огромную охапку сена, и пропал на окраине фермы.

Мэри была в городе. Ближе к ночи вернулась, уложила детей спать и позвонила Джону: «Ты где?» «Иди за ангар в конец участка», – позвал он. Уже на подходе Мэри увидела среди сугробов горящие факелы и между ними контур красной звезды. Посередине композиции на сене лежал голый Стюарт, раскинув руки и ноги по сторонам. «Ты стал коммунистом? – крикнула она, смеясь. – Тебе нужна помощь?» «Да, мне нужна помощь, – ответил Джон. – Раздевайся».

Заговор

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза