Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб

«У меня был друг. Мы были как близнецы. Вместе слушали любимые песни, восхищались одними фильмами, влюблялись в одинаковых девушек. Но однажды он пропал. Исчез. Поиски ничего не дали. Дело закрыли, но я не мог успокоиться. Я был уверен, что его не могли ни убить, ни похитить, не мог он скрыться и сам. Куда ему было бежать? Он называл наш город самым прекрасным на Земле, и ни в какое другое место не стремился. Я восстановил в памяти всё, что знал о своем друге. Вспомнил каждый наш совместный день минута за минутой. Мы оба были большими романтиками. Могли бесконечно долго стоять на набережной возле Кремля или в Парке Горького. Впитывать простирающуюся от края до края красоту, и дышать, дышать этим фантастически сладким московским воздухом. Нас тянуло на прогулки снова и снова. Мы постоянно застывали в восхищении от красоты нашего города. Ночью мы были без ума от подсветки домов. Она зачаровывала нас. В ней столько сладости! Я не могу рассказать вам словами, насколько она сладка. Это надо чувствовать. Наша страсть не осталась в тайне. Генерал Вахрушин узнал о наших увлечениях и сказал, что Контора не может полагаться на пускающих слюни романтиков. После этого мой друг исчез. Не нужно гадать, что случилось. Я знаю! Вечером он поднялся на смотровую площадку Сити и увидел один из ошеломительных и необыкновенно щемящих московских закатов. И случилось чудо. Он растворился в этой романтике. Слился с закатом. А потом ушёл за горизонт вместе с ним. Сегодня время принимать решения. Своих не бросают. И я иду вслед за ним».

Вместо того, чтобы взять револьвер со стола, офицер полез в карман брюк и вытащил служебный «Макаров». Глаза игроков удивленно раскрылись. Иван трясущейся рукой поднял ствол к голове, и дальнейшие события Стюарт помнил фрагментарно. Вместе со всеми он бросился остановить самоубийцу. Раздался выстрел. Пуля попала в люстру. Свет в комнате погас. В темноте началась суматоха. Кто-то повалил Джона на стол, и нечто воткнулось ему в ягодицу. Раздался второй выстрел, и Стюарт потерял сознание.

с жопой джона все в порядке

Когда больничный потолок появляется перед глазами, ты изучаешь его трещинки, наплывы краски и перепады между перекрытиями. Так захватывает, что не оторваться. И вовсе не потому, что больше нечего делать, ведь в больнице огромное количество развлечений. Можно сделать человечка из трубок от капельницы или познакомиться поближе с медсестрой. Жизнь кипит. Однако более всего интересует потолок.

«Мы все бежим куда-то, торопимся, а настоящее дремлет в обычных вещах. Стоит только взять в руки корку апельсина или веточку дерева, и внимательно без суеты погрузиться в их созерцание, как открываются глубины и приходит понимание: мир необычайно сложен и многообразен. А мы ведём себя так, словно он заключен в нескольких ссорах за день и одном удачном сексе в месяц. Это ли не прожигание жизни? Бесконечность – она совсем рядом. Но мы не берём этот подарок. Мы создаём свою мелочную вселенную, основанную на глупости и тщете», – так размышлял Джон, созерцая больничный потолок. Он очнулся совсем недавно и только-только начал понимать, где он и что с ним случилось. Повязка на ягодице. Капельница в вене… Тут в палате открылась дверь, и вошел Тёркин.

«Джон! – крикнул он с порога. – Как твоя жопа?!»

«Что случилось, товарищ майор?»

«Этот офицер с пушкой, он не про друга рассказывал. Он про себя говорил. Если бы я там был – сразу бы раскусил. Вы, сосунки, только уши развесили. Надо было его сразу крутить. Слюнтяй! Он давно этот номер готовил. Хотел красиво обставить. Теперь в психушку, и нахуй из Органов».

«А кто мне задницу прострелил?»

«Ты на револьвер сел. Вообще-то пушка заговоренная – личное оружие Дзержинского. По сотрудникам Конторы не работает. Бьёт только врагов революции. Думаешь, почему так смело наши в рулетку играют? Но такого заговора, чтобы против американской задницы – в природе нет. Короче, форс-мажор».

«Товарищ майор, можно мне спецпива?»

Тёркин приподнял одеяло Джона и засунул под него бутылку. «Знал, что попросишь. Выздоравливай. Пойду. Дела».

«Товарищ майор, почему мне уже не надо перед путешествием сюжеты из Библии вспоминать? Меня уже черти боятся?»

Тёркин громко засмеялся. «Прости, Джон, начет Ветхого Завета я над тобой прикололся. Настроение тогда было литературное».

Оставшись один, Стюарт взял бутылку, отвинтил крышку и влил в себя её содержимое.

Часть 3

Отблеск высшей гармонии