Кавказские евреи-горцы (сборник)

Еврейчик почтительно приостановился, выждал Магомеда-оглы и тихо приветствовал его словами: барух габо (да будет благополучен ваш приезд). Несмотря на самоуверенность и мужество мальчика, в глазах его просвечивалось грустное выражение, общее всему племени семитов, – что-то серьезное, не допускающее громкой шутки и слишком бесцеремонной веселости. На одном из осликов болталось ружье, вскинутое туда пастухом. Ослы ступали мерно, плотно вбивая копытца в твердую землю и звонко позвякивая колокольцами. Ишаки эти были очень жирны, так и лоснились. Видимо, у хорошего хозяина в руках. Дойдя до самой верхушки гребня и увидав внизу аул, они, точно предварительно спелись, словно по камертону, разом заорали на весь простор. Оглушили даже, так что Магомед сплюнул в сторону. Один из этих певцов был украшен лентами, кусочками алого и желтого сукна и множеством бубенчиков. Он шел впереди, служа для остальных, так сказать, путеводителем. Зачастую, выйдя из леса, пастух пускает таким образом стадо, и оно само, следуя за вожаком, добирается до дому.

Добрались и мы наконец до вершины холма.

– Что это? – невольно воскликнул я, приостанавливая лошадь.

Весь противоположный склон был загроможден саклями. Между ними – ни площадей, ни клочка сада. Одни узкие переулки сплетаются, разбегаются и пропадают в кучах беспорядочно разбросанных саклей. Сады и хорошо обработанные поля точно рамкою окружали этот аул снизу. Глаз не знал, на чем остановиться. Холма не было видно под этим муравейником, кипевшим тысячами жизней и оглушавшим нас могучим гулом громких голосов. Какая разница с татарскими аулами! Туда подъезжаешь – тишина полная. Тут точно каждый обитатель жалких мазанок считает своею обязанностью орать на весь этот зеленый простор. Словно золотые пластинки блистали под солнцем, уже заходившим, плоские кровли саклей, выстроенных из камня, на грязи или на глине вместо цемента. Словно дырья в этих мазанках чернели окна, лишенные рам и стекол, только ставни болтались иногда на одной петле… Груды камней взбирались одни на другие, точно школьники, когда какой-нибудь шалун заорет: «Мала куча!» – и на опрокинутого им мальчонка валится сломя голову целый класс.

Одни сакли точно перелезают через другие. Тут несколько мазанок лестницей – маленькие на больших, а сверху уже совсем микроскопические. Внизу даже не рассмотришь, точно ложкою размешанное месиво. Целое море плоских кровель. И как все это людно! На улицах бегают пестрые толпы, женщины группами сидят на крышах, точно под страхом смертной казни запрещено им пребывание дома. Румяные отблески заката, обливая багрянцем и золотом эту кипень людного аула, еще более жизни и красоты придают ему. А там дальше, за аулом, маревом лесным идет зеленая понизь и только розовой змеей, блистая на излучинах своих расплавленным золотом, вьется узенькая речонка, пропадая там, где и леса сами кажутся какими-то сероватыми облаками… А еще дальше, только в сторону, стали грандиозные силуэты Главного хребта, вершины которого огнистыми коронами и пламенными кострами сверкают над накурившимися уже вечерним туманом долинами.

– Что же это, неужели тут и мусульмане живут? – с недоумением указал я на минарет пестрой, точно желтыми и голубыми изразцами покрытой мечети.

– Нет. Это ихняя мечеть, еврейская.

– Синагога?

Оказалось, что горные евреи все свои синагоги строят таким образом. Их не отличишь издали от мусульманских мечетей. Иногда они и расписаны в татарском вкусе.

Еврейский аул, куда мы столь торжественно вступали, принадлежал еще недавно к числу «немирных». Он держался Шамиля, и между мюридами этого властелина Кавказских гор было немало храбрецов отсюда.

Магомеду-оглы навстречу слышались приветствия… Мусульманин, презирающий городского еврея, ненавидящий русского, с видимым уважением относился к горным евреям. Вообще окрестное население нисколько не отличает себя от них. Случались даже и невероятные сближения. Горцы отдавали дочерей своих замуж за евреев, а зачастую и сами евреи, по местному обычаю, силком увозили красавиц из мусульманских аулов. При таких обстоятельствах иногда начинались бесконечные «канны» с убийствами, грабежами, преследованиями, чаще же враги мирились и «прекрасная Елена» какого-нибудь горского аула оставалась в сакле у похитившего ее Париса из племени израилева.

Чем ниже мы спускались, тем гуще была шумная толпа. Под конец, не доезжая полуверсты до аула, мы двигались, точно подхваченные волною. Нельзя было повернуть ни вправо, ни влево; со всех сторон – сплошная стена любопытных, быстро переговаривавшихся с Магомедом-оглы. Общительность горных евреев изумительна.