Кавказские евреи-горцы (сборник)

Молчаливо, покорно, без видений и грез сойдет за ним в могилу Айша… Разве примерещатся ей ласковые голоса детей, рассеянных на чужбине… Пахнет благоуханием тех роз, которые давным-давно насадила она в своем садике… Так тускнеет последний луч заката, так медленно замирает далекая песня!

– Аллах этого не забудет! Неужели не исполнилась мера гнева его! – в глухом, безвыходном отчаянии шептал про себя Магомед-оглы, взбираясь на крутой гребень скалистой горы…

А яркое небо безоблачно; весело шумит поток, сбегая в долину, еще веселее свищет птичка в тутовом дереве. И опять пахнет жасминами…

Глава 6 Еврейский аул

Дальше грохот ручьев справа и слева. Медленно подвигаемся мы по дну ущелья, следуя за капризными извивами какой-то речки. По ней в эту пору вполне безопасно прошла бы курица, но шумит она так, что я порою вижу только, как мой Магомед рот открывает, а слов его не слышу вовсе. Попадает в русло камень, обломок какой-нибудь скалы – речка пыжится неимоверно, взмыливается вся, перебрасывается через него гремучими струями и, обежав препятствие, долго еще злится и ворчит, вымещая свою досаду на мелких кремнях, на золотистом песке, наконец, на нас, неповинных путешественниках. В самом деле, это уже становится невыносимо. То и дело обдает мелкою водяною пылью или хлещет в лицо крупными брызгами. Не знаешь, куда деваться. Попробовал я было взобраться на откос, но конь мой оттуда торжественно сполз вместе с осыпавшимися глыбами земли, и вслед за ними и я, и он очутились в самом русле. Тут и растительность была чахлая; только в трещинах камня зеленели какие-то кусты с ярко-красными цветами, от запаха которых кружилась голова, да точно голубая эмаль по золоту, на ярко освещенных солнцем плешках желтого камня ласково улыбались вам знакомые северные незабудки.

– Что ж, скоро? – спрашиваю я у Магомеда.

– Аул? А если я тебе скажу, разве ближе будет? – философствует сумрачный горец.

– Должно быть, ты и сам не знаешь?

– Пять поворотов, а там долина. Из долины дорога, вверх пойдет. Вверху и чул.

– Чул? Что это такое?

– Деревни свои так называют евреи.

– Отчего же здесь так пустынно? Ни одного аула нет.

Хмуро оглянулся Магомед.

– Не тебе спрашивать! И тут был аул, – взмахнул он на вершину довольно пологой горы, по откосам которой были разбросаны великолепные купы орешников и ясеней, – и там аул стоял, – показал он головой на темное ущелье вправо, сплошь заросшее одичавшею чащею черешен и яблонь. – Назади три пустых аула оставили. Спроси у горного ветра, где их жители. По чужбине в одиночку блуждают, точно так же, как чекалки[4] бродят в их оставленных жилищах. Вон этому шайтану привольнее и лучше, чем такому джигиту, как Саид-ага…

– Какому шайтану?

– Не видишь?

Прямо над нами словно повисла какая-то большая птица, широко разбросив крылья, серебрившиеся на солнце. Большие, круглые, золотые глаза смотрели на нас и, верно, ничего не видели. Встревожил ли его кто из сырого и теплого убежища в нише серой скалы, или сам он поднялся в ущелье в неурочное время? Магомед нехотя вытащил ружье, до сих пор мирно болтавшееся за спиною. Небрежно, словно не глядя навел его – и тотчас же загремели вокруг пробужденные нами окрестности. Направо и налево, впереди и позади – точно сотни выстрелов. Гулко перехватывает. Каждая скала, каждая гора отразила их; в каждую пещеру, следуя по ее извилинам и постоянно повторяясь, ворвался этот грохот. А на песке вздрагивал громадный филин-пугач, переводя маховыми крыльями и поминутно раскрывая клюв, точно ему дышать было нечем. Еще более недоуменно-пристально смотрели на нас его налитые золотом глаза. Даже и веки не смежались.

– Зачем ты это?

– Его жалеть нельзя. Ты знаешь ли, кто он?

– Птица.

– Какая! Тут прежде, давно это было, злое племя по горам сидело. С шайтаном дружилось, всякого, кто попадал к нему, живого в огне жарили и пожирали. Сакли это племя не знало вовсе. Что звери, голые по лесам шлялись, а вниз, в долины, сходить не смели, потому что наши муллы закляли его.

– Было у него оружие? – заинтересовался я горною легендой.

– Нет. Дубьем дралось, камнями. Что наши мальчишки – из пращи. Стало нам тесно, внизу места не хватило, муллы велели в горы идти. Пошли, только каждый кусок земли нам с бою доставался.

– Да ведь как же они дрались, не камнями же остановить вас могли?