Казачество и власть накануне Великих реформ Александра II. Конец 1850-х – начало 1860-х гг.

Работы А.Ю. Перетятько, а также других историков показывают, что эффективное изучение казачьей правительственной политики, особенно в годы Великих реформ, требует привлечения прежде всего новых архивных материалов, иллюстрирующих деятельность профильного Военного министерства, а также других ведомств и органов власти. Однако их доступность для абсолютного большинства казаковедов, представляющих регионы, является проблемной с финансовой точки зрения.

Обращаясь к зарубежным трудам по истории казачества, мы в первую очередь будем иметь в виду западную историографию¹⁴². О ее достижениях писали современные российские историки М.С. Гатин, Г. Удо, И.Ю. Юрченко и др., анализируя публикации на немецком и французском языках¹⁴³. Об англо-американской историографии подобных обзорных статей нет, хотя именно ей, на наш взгляд, принадлежат наиболее значимые исследования, затрагивающие проблематику взаимоотношений власти и казачества в эпоху Великих реформ. Приблизительно до 1970-х годов для западной историографии о казачестве были характерны следующие виды работ: описания путешественников, побывавших в казачьих краях, различные труды, содержащие вольные пересказы уже изданных русскоязычных текстов по истории казачества, а также публикации научно-популярного характера, в том числе по военной тематики¹⁴⁴.

Аналитические труды на более разнообразной источниковой основе, включая данные из российских архивов, появляются ближе к последней четверти XX века¹⁴⁵. Среди них особое место занимает книга английского историка Р. Макнила «Царь и казаки, 1855–1914» (1987)¹⁴⁶. Она стала в определенном смысле классической работой, являясь научным ориентиром для современных зарубежных историков. Кроме того, книга Р. Макнила более точно соответствует заявленной нами теме, акцентируя внимание на вопросах ранее невостребованных в историографии. Так, например, Р. Макнил предлагает рассматривать взаимоотношения власти и казачества еще и через призму двух устойчивых мифов в общественном сознании того времени. Это миф об особых отношениях царя и казачества и миф свободного казака, подразумевающий «природную» тягу казачества к свободе¹⁴⁷.

Рассуждая о причинах преобразований 1860—1870-х годов среди казачества, Р. Макнил отмечает, что иррегулярные войска разделили ответственность за поражение в Крымской войне. Таким образом, они стали ассоциироваться с отсталостью и примитивностью и поэтому потребовали перемен. Историк пишет о дороговизне содержания иррегулярных частей, ссылаясь на упомянутый нами всеподданнейший доклад от 15 января 1862 года и на выступление Д.А. Милютина 22 февраля того же года на заседании Комитета министров. Д.А. Милютин согласился на сокращение казачьих войск из-за экономии государственных финансов, подточенных Крымской войной. Но «фундаментальной» предпосылкой реформирования казачества, по мнению Р. Макнила, являлась распространенная в правительственных кругах «вера в то, что казаков было слишком много для удовлетворения военных потребностей государства»¹⁴⁸. Вопрос, что делать с таким количеством казачества, особенно актуализировался на закате Кавказской войны, делавшей ненужным содержание большого числа казачьих частей в уже умиротворенном крае. Перемещать же массы казачества, особенно донских, к европейским границам империи было проблематичным и затратным делом из-за отсутствия на начало 1860-х годов достаточной системы коммуникации, и в первую очередь железных дорог¹⁴⁹. Как считает Р. Макнил, данное обстоятельство повлияло на решение властей внедрить жеребьевую систему в казачью службу. Эта мера, наряду с предоставлением права свободного выхода из казачьего сословия, должна была привести к уменьшению казачьего населения, однако этого, как утверждает английский исследователь, не произошло. Отказ от конскрипции Р. Макнил связывал не с ее низкой результативностью, а с изменением взглядов Военного министерства под влиянием итогов Франко-прусской войны на проблему необходимого количества казачьих частей для армии. Нетрудно заметить, что в этом утверждении историк следовал дореволюционной традиции. Очевидно, что соответствующие тома «Столетия Военного министерства» вдохновляли Р. Макнила на раскрытие и других сюжетов, в том числе посвященных земской реформе на Дону, сопротивлению уральцев середины 1870-х годов и пр. В постановке же вопроса о финансовом положении казачьих войск в пореформенный период Р. Макнил вообще открыл новую страницу в истории изучения российского казачества¹⁵⁰.