Шейн О’Рурк из Великобритании и американец Пол Хайнеманн разрабатывали историю донского казачества практически одновременно во второй половине 1990-х годов. В итоге Шейн О’Рурк в 2000 году выпустил книгу «Воины и крестьяне. Донские казаки в позднеимперской России», а Пол Хайнеманн в 1999 году защитил докторскую диссертацию на тему «В защиту анахронизма. Казачий вопрос на Дону (1861–1914)»151
. Однако если Шейна О’Рурка больше интересовала внутренняя эволюция этносоциального облика донского казачества и его властных институтов, достигшего своего «национального» воплощения во Всевеликом войске Донском (1918–1920)152, то Пол Хайнеманн предпочел осветить ряд проблем в истории донского казачества во взаимосвязи с правительственной политикой. Наиболее выразительно это получилось у него в третьей главе под названием «Казачий вопрос(ы) на Дону». По мнению П. Хайнеманна, «казачий вопрос» интерпретировался в центре и на Дону по-разному. Описывая точку зрения Санкт-Петербурга, американский историк, отчасти повторяя наблюдения Р. Макнила, подчеркивает, что Военное министерство стремилось как можно лучше интегрировать неуклюжую казачью социально-административную систему в общеимперское пространство. Как утверждал Хайнеманн, достигнуть этого министерские чиновники планировали за счет уменьшения «централизованности» казачьей военной службы. Под «централизованностью» П. Хайнеманн понимал вовлечение всего казачества в процесс отбывания воинской повинности. На Дону «казачий вопрос» формулировался и обсуждался местной, преимущественно казачьей «интеллигенцией». Для нее важными темами являлись в 1860-х годах необходимость приобщения казаков к «гражданственности», а в 1870-х – начале 1880 года борьба за земство на Дону. Однако, несмотря на оживленные и даже временами ожесточенные дебаты между разными группами казачьей интеллигенции и вовлеченностью в этот процесс периодической печати, разрешение «казачьего вопроса», как считает Хайнеманн, оказалось абсолютно вне контроля наиболее активной части донского общества153. Работами Ш. О’Рурка и П. Хайнеманна, конечно, не исчерпывается современная западная историческая литература о российском казачестве. Зарубежные историки продолжают обращаться к казачьей тематике как в узкоспециальных исследованиях, так и в обобщающих публикациях154, но изучение положения казачества в 1860—1870-х годах не пользуется у них особой популярностью.Таким образом, в содержательном отношении накопленный историками материал оказался неравномерен. Дореволюционный период дал впечатляющий массив конкретно-исторических сведений по теме исследования, последующие же историографические этапы полны оценочных суждений. Но и в таком объеме данных все же присутствуют определенные пробелы. К их числу следует отнести скудность информации по личностям, ответственным за разработку и внедрение преобразовательных планов. В проанализированных нами исследованиях почти всегда упоминаются военный министр Д.А. Милютин, начальник Главного управления иррегулярных войск Н.И. Карлгоф, отдельные генерал-губернаторы и атаманы, в подчинении которых находились казачьи войска, иногда приводятся принадлежащие им красноречивые цитаты, иллюстрирующие то или иное важное событие. Однако их позиции по конкретным вопросам реформирования казачества, как правило, не детализировались. Более того, непосредственные авторы программных документов или проектов, обычно являющиеся чиновниками среднего звена Военного министерства и войсковых администраций, вообще не известны. Данное обстоятельство напрямую связано с другим историографическим пробелом – отсутствием сюжетов, освещающих дебаты вокруг той или иной реформы от ее проектирования до непосредственного воплощения в жизнь и/или подведения промежуточных итогов155
. Можно констатировать, что историки опираются преимущественно на уже опубликованные законодательные документы, добросовестно пересказывая их содержание, за что, конечно, не стоит упрекать. Но при таком подходе остается невыясненной мотивация властей в принятии решений по важным вопросам как текущей казачьей политики, так и по планируемым кардинальным преобразованиям. На наш взгляд, требуют уточнения причины перехода Военного министерства в 1860-х годах к казачьему курсу с «гражданским» акцентом. Мы убеждены в том, что «гражданская альтернатива» казачьего развития изучена пока недостаточно хорошо. Если же и далее отмечать возможные перспективы в казачьих исследованиях, то ожидает своего изучения тема, обозначенная еще Р. Макнилом, а именно: механизмы функционирования войсковых экономик, финансовые аспекты казачьей службы, основы которых закладывались в 1860—1870-х годах и пр.156