Казаки.

по натоптанным тропинкам, снег вокруг которых был обильно окрашен в различные

оттенки жёлтого цвета - не считали нужным станичники отходить далеко от жилья по

малой нужде. В зимнюю стужу атаманским указом разрешалось не бегать в отхожие

места - всё равно весеннее половодье и летние дожди всё вычистят.

Когда Митяй вернулся в свою землянку, Прохора там уже не было. На столе парила

ароматным запахом разогретая вчерашняя похлёбка. Схватился он было за ложку, но

огнём ожгла мысль - ему же ещё Машу надо приводить в дом! А она, поди, всё это

время, пока он больным валялся, голодом сидела. Чужую бабу никто кормить не

будет! Надо ей еды оставить.

Сглотнув слюну, схватился за веник из еловых лап и бросился подметать земляной

пол. Заодно смахнул морозную изморозь из дальних от печки углов. Поправил свою

постель и застелил пустующие нары старой вытертой медвежьей шкурой. Критическим

взглядом окинул землянку. Да уж, не дворец.... Крысятники в своих каменных домах

живут, конечно, просторнее. Только знающие люди говорят, что они там от холода

загибаются - дров-то у них постоянно не хватает. А у него в землянке хоть и

тесно, и полоток низкий, а зато тепло. Бревенчатые стены всего на два венца

наверх выходят. Землица-то хорошо греет. Главное надо протапливать регулярно,

чтобы сырость не скапливалась. Ничего, авось понравится крысятнице жить в

казачьей станице! Не первая она плененная баба и не последняя...

Вот вроде бы и привёл в порядок своё жильё. Можно девку сюда приводить. Самому

идти за ней нельзя - обычаи не позволяет, потому как стрёмно для настоящего

казака за бабой бегать. Прошлось крикнуть соседского мальчишку чтобы бежал до

землянки, где пленное бабьё жило и звал сюда его пленницу им приведённую.

По правде сказать, взволновался Митяй. Отчего - не понятно! Подумаешь, пленная

баба! В его власти казнить её через три месяца, когда бабки-повитухи определят

что не обрюхатилась она. Чего тут переживать?

Успокаивая себя подобным образом, он вслушивался в звуки снаружи. Вот раздались

на улице невнятные голоса, заскрипел снег под легкими шагами, и в землянку вошла

фигура, замотанная в непонятные клочья старых шкур. Пальцы грязных босых ног

поджималась от холода. Охнув, Митяй схватил её на руки и, усадив на нары, стал

растирать крошечные побелевшие ступни. Через мгновение краска стыда залила лицо

Митяя - это хорошо, что никто не видит как он, стоя на коленях, растирает ступни

какой-то бабе-красятнице.! Совсем дошёл...

Спохватившись, кинул ей большой лоскут, сшитый из клочков крысиных шкур,

служивших одеялом:

- На вот! Укутайся, согрейся!

Поправив горящую лучину, пристально взглянул в лицо Марии. За эти несколько дней

она сильно изменилась. Черные волосы были спутаны и потеряли свой блеск. Лоб

закрывала широкая повязка из грязной тряпицы. Сквозь бледную кожу на скулах

проступала зловещая синева кровоподтеков. Щёки впали, а глаза приобрели

лихорадочный блеск.

- Где ж обутка и одежда-то твоя? - спросил Митяй, не переставая удивляться

жалкому виду своей пленницы.

- Отдала всё... на еду сменяла и на мази лекарственные - чуть слышно прошептала

Маша.

Мысленно чертыхнулся Митяй, но ничего не сказал. По закону вся одежда на

пленнице принадлежала только ему - добытчику. Никто не имел права ни забирать её

и не выменивать. Только разве пойдёшь сейчас в женскую землянку разбираться,

почему так произошло? С бабьём спорить - себе дороже!

Молча пододвинул девушке ложку и котелок с варевом. Отвернувшись, чтобы не

видеть как она ест, стал шурудить в печке кочергой. Глядя на мерцающие рубиновым

цветом уголья и сполохи голубоватого пламени над ними, пытался разобраться в

своих чувствах. Что-то непонятное творилось в душе. Отчего-то появлялась робость

перед пленницей и это раздражало. Баба, она и есть баба, а вот только волнует

она его. Неужто влюбился?

Злясь на себя, улёгся на нары и отвернулся к стене. Вскоре звяканье ложки о

днище котелка прекратились. Слегка скрипнули доски на соседней постели. Уголёк

лучины с шипением упал в воду. В землянке воцарился полумрак. Зимний день угасал

и мутное оконце едва светилось в противоположной стене под потолком. Тихо

потрескивали дрова в печи, да слегка подвывал ветер в трубе.

Митяю хотелось перелезть на соседние нары и сладко обнять девушку, но он чего-то

стеснялся. Наконец решился. Откинув одеяло, нащупал согревшее в тепле землянки

тело. Ласковые женские руки потянулись ему навстречу...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Часто и гулко кто-то колотил по сигнальной рельсе. Тяжёлые, звенящие металлом

звуки больно отдавались в висках: - "Буммм... Буммм.... Буммм..."

Митяй вскочил, больно ударившись спросонья о потолок головой. Тревожный набат не

прекращался. Что это? Неужто боевая тревога? Да такого сроду среди зимы не было!

На пожар не похоже - тогда было бы по три удара с длинным перерывом. Может

спьяну кто-то шалит? Не, не может быть.... За такие шуточки головы вмиг можно

лишиться. Вправду значит боевая тревога.

В таком случае Устав казачьей службы предписывал всем взрослым мужикам с оружием

к командирской землянке бежать, а старикам, бабам и малым детям дома сидеть не